По вечерам она прогоняла злые и противные образы, играясь с Хельгой. Они изображали человечков руками, «переступая» указательными и средними пальцами и поджимая остальные. Одеяла превращались в горы, столешница – в площадь, а из кровати при желании можно было сделать целое поле или бесконечную дорогу. Хельга научилась делать разные голоса, подражая мужским, женским и детским (тогда ее и без того нежный голосок становился до уморительного тонким). Маль старалась делать так же, и в такие моменты весь мир, существовавший за пределами их комнаты, исчезал и растворялся. Им было весело и тепло вдвоем. Жаль, что такой мир не мог длиться бесконечно. Утром он рассыпался в прах, чтобы возродиться только поздно вечером.
Спокойное время закончилось, когда одним пасмурным днем Фиц подозвал ее к себе, заманив за те же самые мусорные баки.
– Ты заинтересована в том, чтобы узнать о моем клиенте побольше? – таинственно улыбаясь, спросил он.
– Да, – коротко, но емко ответила она.
– Ты хочешь посмотреть на него или просто услышать о нем пару фраз?
– Увидеть? – удивилась она.
– Ага, – почти беззаботно кивнул Фиц. – Тебе очень повезло, что ты встретила меня.
Учитывая, что ей пришлось немало потрудиться, чтобы разговорить его, везением это было трудно назвать.
– И что дальше? Говори быстрее, у меня нет времени болтать, – скомандовала она.
Фиц кивнул, но по его виду можно было сказать, что он явно смаковал этот момент. Маль ждала, скрестив руки на груди и кусая губы.
– Он заболел. Пробудет у себя в доме целую неделю. Ему нужно, чтобы кто-то за ним приглядывал. Он спросил меня, не знаю ли я кого-то не очень болтливого. И судя по тому, что я успел выяснить о тебе, я дал ему правильный ответ.
Маль даже приподнялась и качнулась с носков на пятки.
– Ты сказал, что я смогу сделать это? Он будет платить?
– Да, он заплатит и еще даст воды. Вернее, я дам тебе воды, а он мне за нее заплатит. Целую неделю.
– И ему не нужны услуги сексуального характера? – уточнила Маль.
Фиц хохотнул:
– Нет, не нужны. Он очень стар и, к тому же, болен.
– Стар?
Открытия следовали за открытиями. До старости в Гидроксе дотянуть было практически невозможно. Большинство долгожителей умирали в пятьдесят или пятьдесят пять.
– Я должна буду находиться при нем постоянно? – продолжила расспрашивать она.
– Да. Отсюда уволишься. За все надо платить, а за удовлетворение любопытства – в первую очередь.
Маль опустила голову, раздумывая и сомневаясь. Стоило ли терять постоянную работу из-за жалкой недели заработка и призрачной надежды на получение ценной информации? Все было слишком эфемерным и шатким. Она попросила дать ей немного времени, и Фиц согласился подождать до следующего перерыва.
– Помощь ему нужна уже завтра, так что не тяни.
– Не буду, – кивнула она.
До следующих десяти свободных минут было еще два часа. Маль мыла тарелки на кухне, окунала их в таз с чистой водой и укладывала в стопку прямо на полу. Однообразная работа открывала целый тоннель для мыслей, носившихся в ее голове по всем направлениям. Из раздумий ее вывела одна из новеньких девушек – здесь работницы менялись часто, и, несмотря на то, что она проработала только три месяца, Маль уже успела стать «старушкой».
– Если наши едоки когда-нибудь увидят, как мы отмываем посуду, они нас убьют, – громко заметила новенькая. – Неудивительно, что они так часто травятся.
– Мы травимся еще больше, – встряла другая. – Это мы полощем свои руки в отравленной воде с утра до ночи, а они только пачкают тарелки и уходят. Это мы все время носимся с ядовитыми ведрами, а не они.
Случайные, но правильные слова. Маль опустила голову и вытерла лоб рукавом платья. Все везде и всегда упирается в смерть. Уж лучше пусть эта дорога затрагивает нечто полезное, а не проходит вхолостую.
Дождавшись перерыва, она вышла во двор и нашла почти задремавшего за баком Фица.
– Я пойду. Сегодня же уволюсь отсюда, – сказала она, присев рядом с ним.
– Отлично. Я, в общем-то, и не сомневался в том, что ты умная. Правда, я сказал ему, что ты как раз не очень сообразительная. Понимаешь, ему это было нужно. Чтобы у него по дому не шастали всякие активные личности, способные совать свой нос не в свои дела.
Маль выпустила короткий смешок:
– Умные как раз и не лезут в чужие дела. Только тупицы вечно стараются везде встрять.