— Вот все хочу спросить, Сосед, откуда вы все это знаете? И Кимберли, и поезд, и Джордж Лесли? И аналитика ваша безошибочная…
А мальчик-то вырос.
И задает очень правильные, хоть и щекотливые донельзя вопросы. И смотрит так искоса, оценивающе, хотя десять лет закрывал глаза. Да и то, сколько можно не замечать мои странности? Лезет, лезет чуждость моя этому времени, внимательный и системный наблюдатель ее рано или поздно видит.
— Читал много. А прогнозы… черт его знает, в какой-то момент понимаю, что будет именно так, вроде озарения. Вы мне вот что скажите, Крамер. Что Гришу вы проверяли, это понятно, а вот остальных? — предпочел я съехать с опасной темы. — Никитича, например?
Савинков поиграл желваками.
— Я всех проверяю.
— И меня?
Наш контрразведчик в изумлении остановился посреди улицы Надьмезе.
— Нет… вас — нет.
— А почему? Вдруг я на англичан работаю, например?
— Да ну, бросьте, Сосед! А Кимберли, а сейчас вот?
— Кимберли, говорите… А как еще втюхать вам мешок алмазов и чтобы никто ничего не заподозрил?
— Но зачем???
— Да черт их знает. Гадит англичанка и все тут.
— Тьфу на вас, — в сердцах плюнул Савинков. — Вот умеете вы все с ног на голову перевернуть!
— А вы не стесняйтесь, проверяйте и меня тоже.
Борис опять остановился.
— Но как? Вы же все эти способы знаете, сами им учили!
— Ну так придумайте новые, надо развиваться, изобретать, создавать новое. А то вдруг я чей-нибудь агент, — и я дружески пихнул Савинкова локтем.
***
Из Будапешта Губанов двинулся в Прагу, Андронов в Мюнхен, Коля Муравский отправился в Краков, Носарь в Бухарест и дальше морем в Одессу. А вот Савинков и Красин поехали в Белград и Софию, оценить обстановку на месте.
А я — в Швейцарию, проведать одного там гения и парочку студентов.
Работа патентных контор была налажена не просто как часы, а как местный хронометр. Капавшие Эйнштейну проценты начисто сняли с него заботы по обеспечению семьи с двумя детьми и Альберт по самую свою буйную шевелюру зарылся в физику, развивая сделанное пятью годами ранее. Научное сообщество потихоньку впитывало его идеи, даже несогласные считали его выдающимся ученым, еще бы, такую замысловатую теорию придумать. Заодно он принял должность профессора Цюрихского университета, где читал лекции в том числе и Митяю, студенту уже третьего курса. И первокурснику Михненко.
Оба они работали в качестве стажеров в патентной конторе, выполняли разные поручения надзиравшего за ними Никиты Вельяминова, но заодно изучали подобранную мной литературу.
Нестора выцепил в 1906 году Муравский — молодого анархиста упекли за участие в экспроприации, но Коля по моей просьбе употребил все свои возможности и в 1907 году Михненко по болезни вышел на свободу, а через год его переправили сюда.
Никита поведал, как Нестор провел два года подсобником, столяром и сапожником, но выучил-таки немецкий в достаточной степени, чтобы поступить в университет вольнослушателем. Странное дело, но ему гораздо легче давался французский, притом, что на этом языке больше говорят в Женеве, а не в Цюрихе.
А еще Никита выдал просто замечательную новость — заработал “список Жаботинского”, перечень евреев-революционеров, чей переезд в Палестину я считал весьма желательным. И Зеев сумел убедить многих, что они будут гораздо полезнее (и целее) в окрестностях Иерусалима, нежели в России.
В общем, недавно через Средиземное море отправились Гриша Радомысльский, один из помощников Ленина, и Розалия Залкинд. Если я не перепутал фамилии, это те, которого знали как товарищей Зиновьева и Землячку.
Глава 4
Осень 1910
Хрен тебе, господин инженер, Франция с Морозовым и прочие Капри с Италиями — Столыпин возжаждал увидеть меня через неделю, причем в частном порядке. Такие приглашения дорогого стоят, пришлось собираться и ехать. Разослал телеграммы, в первую голову Савелию — срочно готовить цифры и статистику.
Передали мне их уже в Питере, где в гостинице “Англия” меня дожидалось приглашение прибыть назавтра к десяти часам на Аптекарский остров.
Поутру город подарил отличную погоду — ни ветерка и золотой шар в небе, такой непривычный местным. Сорок минут я и двое местных охранников колесили, любуясь питерскими красотами — Исакием, Адмиралтейством, кирпичного цвета Зимним, Петропавловкой. Проплыли мимо Городской училищный дом Петра Великого, где заканчивали отделку и памятный завод Нобеля на другом берегу Невки, Ботанический сад и вот мы у ворот дачи премьер-министра.