Наш проект предлагал комплексное решение — и перенос артелей с будущего водохранилища на новые земли, и строительство там агрогорода на основе новейших достижений науки и техники, и новая власть, и плотина с электростанцией. Но водохранилище накрывало и чужие земли — помещиков вроде фон Мекка, отруба, церкви, кладбища и так далее. А такую проблему без государственного участия нам было не вытянуть.
— И только представьте себе, Петр Аркадьевич, деревня будущего, с электричеством, с водопроводом, с новейшим производством, с базой для Сельхозакадемии, с техникой! Образец для всей России будет!
— Ну, предположим, государство поддержит этот проект, вы найдете земли для переселения, а что делать с теми, кто не пожелает переезжать?
— Когда строили Транссиб, государство нашло способы.
— У вас там мужицкая республика выйдет.
— Так Россия страна мужицкая, вот и покажем ей, какой новая жизнь… — я не договорил, потому как краем глаза увидел, что из-за Преображенской церкви, под грохот копыт несется пролетка.
Она круто свернула на набережную, с нее спрыгнули два седока: щуплый и высокий и, на ходу доставая пистолеты, кинулись в нашу сторону.
Мда, до дверей его подъезда оставалось уж немного…
Мозг удивительным образом охватил всю картину, резко, на глубину, в деталях:
Сухой стук, потом еще раз, с крестов взвилась стая галок.
Возле уха резко свистнуло, я машинально полез за оружием.
Адъютант зачем-то привстал в коляске.
Первый охранник одним плавным движением опустился на колено, второй широко расставил ноги и оба наводили тяжелые браунинги.
Заплясали веселые огоньки на срезах стволов, зазвенели по булыжникам гильзы.
Адъютант ступил на землю.
Бегущего к нам с вытянутой рукой высокого боевика будто толкнуло, он повалился на землю, нелепо разбросав ноги. Щуплый запнулся о них и кубарем полетел на мостовую.
Я тащил, тащил и тащил свой пистолет наружу.
Возчик на пролетке обернулся назад и поднял из-за облучка черный саквояж.
Адъютант судорожно скреб кобуру… “заколодило, случается и не у таких лопухов”…
Щуплый террорист хлопнулся мордой на скользкий булыжник, проехал по нему метра два, упущенный револьвер крутился и подпрыгивал на камнях.
Наконец-то адъютант расстегнул кобуру, а я вытащил ствол.
Охранники перенесли огонь на возчика — тот уронил саквояж на мостовую.
На месте пролетки вспух ослепительно яркий оранжевый шар.
Ударило по ушам, всех нас бросило на землю.
Сверху посыпались комья, каменная крошка и части пролетки.
Прямо перед носом премьера шлепнулось окровавленное человеческое предплечье в тлеющем рукаве.
Как-то сразу пропала резкость, стал слышен неумолчный ор галок.
Кучер Столыпина, держась за коляску, поднимался на четвереньки и раскрыв рот переводил взгляд с дымящейся воронки на нас и настороженных охранников, водивших стволами по сторонам.
Адъютант заполошно вскочил, кинулся к премьеру, высекая искры подковками сапог, звеня шпорами и путаясь в шашке и в полах шинели:
— Петр Аркадьевич, у вас кровь!
Столыпин приложил руку к рассеченной брови, глянул мутным взглядом на красные пятна на перчатке и пробормотал:
— Ничего, ничего, царапина, жене не говорить…
Возле обломков пролетки, метрах в тридцати от нас, лежала покореженная туша лошади, воняло порохом, гарью и почему-то свежей землей…
Твою мать, ведь могут решить, что это все подстроено, а я ведь вызвал охранников только для того, чтобы лишний раз капнуть на мозги премьеру…
На большой, обшитой досками двухэтажной даче Столыпина второй час шла суета.
Приезжали и уезжали врачи, полицейские, чиновники, фельдъегеря, какого-то черта пригнали караул из соседних лейб-гренадерских казарм и теперь в саду топорщили в небо винтовки солдаты в шинелях с синими петлицами. В комнатку на первом этаже, занятую жандармским следователем, поочередно дергали адъютанта, охранников и кучера.