Я не поленился, запросил из градоначальства цифры — в 1909 в Москве числилось две с половиной сотни машин, в 1910-м пятьсот, через год восемь сотен, а сейчас полторы тысячи! Причем заметную долю составляли пятьдесят автобусов и примерно по сто фургонов и грузовиков. Ну и по мелочам: цистерна, санитарная машина и даже парочка поливалок. Легковушек наших было пока маловато, но в любом случае, по общему количеству авто первое место сразу захватило АМО — больше трехсот штук!
Вот на этом красавце, с бампером, ручным стеклоочистителем и даже печкой, что в российских условиях было офигительным конкурентным преимуществом (хотя устройство простейшее — дополнительный радиатор в системе охлаждения да воздушные каналы с заслонками, даже без вентилятора), я и двинулся на Лубянку.
Проблемы с парковкой в Москве были всегда, только сейчас это больше касалось извозчиков-”зимников”, понаехавших в город на отхожий промысел, и встать, ничего не нарушив, у новенького Политехнического музея было, в общем-то, негде. Но планирование вперед и продуманность — наше все, у входов для участников съезда была развернута экспозиция АМО, вот в нее меня и приткнули.
Внутрь я попал во время перерыва, когда делегаты клубились в фойе и коридорах Большой аудитории, причем здорово заметно было, кто в артелях давно, а кто нет. И не в одежде дело, френчи и сапоги работы артельных пошивочных носили многие, больше говорили детали, вроде часовой цепочки или почему-то вошедших в моду кавказских поясков с серебряным набором. Но сильнее всего выдавало поведение — кооператоры с десятилетним стажем не боялись спорить даже с профессурой и отстаивали свое мнение, потрясая добытыми из карманов и портфелей тетрадками с записями и выкладками. Новое “поколение” пока что робело и больше смотрело в рот старшим товарищам, но было видно, что на путь к великой крестьянской мечте о справном хозяйстве и сытой жизни они встали твердо и будут учиться и вкалывать без дураков.
Стоило войти, как многие качнулись в мою сторону — старые друзья, артельные активисты, ученые, агрономы, да кто только тут меня не знал…
— Михал Дмитрич! — звонко раздалось сбоку, ко мне проталкивался Сеня Ляхов из Бологого.
— О, привет, какими судьбами, делегат?
— Не, — улыбнулся во все тридцать два зуба парень, — по обмену опытом, в магазине. Я как раз туда делегатов веду, хотите с нами?
Магазин мы открыли одновременно со съездом — первые этажи и пассаж Политехнического как раз сдавали под торговлю, ну а поскольку мы в строительстве здания принимали самое деятельное участие, то образцово-показательный коопторг здесь и открыли. По последнему слову техники, ага, вплоть до того, что музей водил экскурсии. Нет, не прямо к нам, просто вместо сплошной стены между магазином и коридором музея мы сделали витринные окна и теперь вся “внутренность” была на виду, что, кстати, очень дисциплинировало сотрудников. Ну и такой еще понт был — дескать, у нас все на виду, честность напоказ, приходите и смотрите.
А посмотреть было на что.
— Итак, господа, в магазине созданы отделы молочный, мясной, рыбный, бакалейный, овощной и хлебный. Почти все товары собственного производства.
— А что чужое?
— Сахар, чай, часть бакалеи, спички, соль.
— А цены?
— Заметно меньше, чем в среднем по городу, а по кооперативной книжке еще дешевле.
За стеклом загудел рефрижератор мясного отдела, но Сеня уже направил экскурсию в торговый зал. Аквариумы рыбного отдела с проточной водой, чистота, потолочные вентиляторы, холодильные лари со стеклянными крышками, блеск хрома и кафеля… Делегаты из “новых”, да и многие старички восхищенно крутили головами, самые толковые расспрашивали о производителях оборудования и записывали названия моделей.
От мух кисея.
Сыры не засижены.
Лампы — сияют.
“Цены снижены!”
Вот точно, “стала оперяться моя кооперация”, и так обрадовалась разрешению двинуться вперед после стольких лет запретов, что пришлось притормаживать. Нет, планов громадье было вполне осуществимо, если бы не маячила на горизонте война. При первых же выстрелах несколько больших начинаний неизбежно зависнут на полпути до запуска и заморозят немалые ресурсы. Но эйфория была сильна, пришлось собирать узкий круг — Губанова, Муравского, Свинцова, Баландина и еще пару человек — и вырабатывать общую политику.