Подполковник мазнул по Мите взглядом и снова принялся орать, но довольно быстро заткнулся и даже живо соскочил с коляски, как только со стороны громыхнул залп. Митя оторвался от зрелища, скакнул за повозку и повернул голову туда, откуда стреляли.
Из-за дальнего холма на тылы бригады накатывались цепи турецкой пехоты.
— Где ваш револьвер, вольноопределяющийся?
— Сдал по вашему приказанию, господин подполковник! — ответил Митя, имея вид лихой и придурковатый, насколько это возможно в скрюченном положении за телегой, а сам тем временем лихорадочно думал, что же делать.
Бежать к пулеметчикам? А если следом выскочит турецкая кавалерия? Или аскеры развернутся и ударят в спину передовым цепям войников?
Их надо задержать, хотя бы на несколько минут, пока болгары сообразят, вон, в лагере горнисты уже заиграли сбор, сейчас, сейчас…
Пистолет у него в кармане, конечно, лежал, но идти против винтовок с привычным браунингом это чистое самоубийство. Только пехотная цепь…
— Тук! Тук! На мен! — заорал он выученные болгарские команды, вскакивая за повозками.
Первыми к нему подошли возчики, успевшие достать свое оружие и даже примкнуть штыки, затем два коновода, еще возчики, обозные и прочий тыловой люд, но все с винтовками.
— На нож! — встал Митя в полный рост с браунингом.
— Вы сошли с ума! Немедленно отходить! — заверещал из-под повозки интендант.
В боевом кураже Митя сунул ему под нос пистолет:
— Я тебя сейчас пристрелю, суку! — разогнулся и снова закричал, — На нож! На нож!
Нестройная толпа двинулась навстречу туркам, стреляя на ходу
— Напред! Напред! — кричал Митя, не давая им остановится.
Слева упал возчик, Митя подхватил его винтовку и перешел на бег. Он пытался вспомнить штыковые приемы, которым учили его Муравский и Вельяминов, но почти мгновенно осознал, что это бесполезно, думать сейчас нельзя.
Болгары проломились через кусты, хрустя сухими ветками под ногами и с ревом понеслись навстречу аскерам. И когда до сшибки оставалось всего метров пятьдесят, сбоку проснулись пулеметы.
Из-за соседних пригорков следом за махавшими саблями офицерами повалили войники, турки развернулись и побежали.
— На нож! На нож!
***
От кляузы интенданта Митю спасла, если так можно выразится, холера.
Подцепил он ее, скорее всего, хлебнув сырой воды после удачной контратаки и уже через день его с другими страдальцами погрузили на лазаретную телегу и увезли в тыл. По счастливому случаю они успели как раз к отправке вагона с холерными больными в пловдивский госпиталь, так что ночевал он в палате с высокими окнами и на чистых простынях. Молодой организм переносил заразу лучше многих, кипяченой воды давали сколько хочешь, болгарские врачи и сестры относились к руснаку с подчеркнутым вниманием и вскоре перевели в офицерскую палату выздоравливающих.
Майор, капитан и два поручика поначалу отнеслись к появлению в их среде вольноопределяющегося свысока и с предубеждением. Но как только выяснилось, что Митя доктор химии и что в опасную минуту он увлек обозников в штыковую атаку, приняли в свой круг. Да и фамилия сыграла — “Димитр Михайлов Скамов? Звучи доста българско!”
— Два корпуса из Одессы на черноморское побережье Турции, под Константинополь, и Балканский полуостров будет очищен от турецкого владычества, — в очередной раз излагал свои стратегические соображения майор.
Бои во Фракии затихли на зиму, новостей для обсуждения приходило все меньше. Вот и спорили о перспективах по которому разу, вспоминали и прошлое. Болгаро-сербская война, многовековые обиды на других соседей, македонский котел, в котором уже лет двадцать шла непрерывная движуха с пальбой и взрывами — недаром ручные бомбы во всей Европе именовались “македонками”.
Под эти разговоры Митя печально думал, что даже в просвещенном ХХ веке, на пути неудержимого прогресса, когда человек обуздал электричество, синтезировал новые вещества, поднялся в воздух — даже в такое время, в благодатнейших балканских краях, никак не получается найти другой способ совместного существования нескольких народов, кроме массовой взаимной резни.
Глава 13
Весна 1913
Черт, как давно я не занимался показухой! Нет, не очковтиранием, а честной выставкой достижений народного хозяйства, с правильной подачей, со всеми положенными аттракционами, с песнями и плясками.
Готовили мы ее недели две, как только пришло подтверждение, что на закладку первого камня плотины водохранилища прибудет Столыпин. Вырвался он буквально чудом: по всей стране гремели торжества в честь 300-летия дома Романовых и он, как лицо до предела официальное, обязательно осенял своим присутствием многочисленные мероприятия. Но московское начальство, и церковные иерархи и аз, многогрешный, насели скопом и уломали.