И никто после столь удачного выступления компенсировать не предложил. Нет, не жалко — знал, на что шел, хорошие они люди, но буржуи. Так сказать, дружба дружбой, а табачок врозь. Опять же, пари выиграл, малость отбил расходы. Да и работаю я не на прибыль, у меня другие цели — знали бы они, сколько разной нелегальщины мы затащили в Питер под прикрытием выставки…
— Я слышал, ордена обмывать положено, — рассматривая ногти заявил посетивший нас вечером Болдырев.
И Рябушинские увлекли всех в ресторан.
***
Интересно, ленту ордена Ленина делали с ленты ордена Святой Анны? Один-в-один, правда, у советской награды не одна, а две золотистые полоски по краю. Я приложил орден к груди и полюбовался на отражение.
А ведь я уже совсем седой, и голова, и борода. Жаль, кличка уже занята, да и по правилам конспирации не положено давать такую, чтобы указывала на реальные приметы человека. Я еще немного покрасовался перед зеркалом, а потом убрал колодку с крестиком в коробочку. Хорош играться, ехать пора.
— Митя!
— Я готов.
Митя после холеры приехал исхудавший, в чем только душа держалась, одни глаза и шея в воротнике как пестик в колоколе. Но ничего, подкормили, Терентий его погонял — лыжи, тренажеры, лошади, — уже можно смотреть без слез. Как говорят, были бы кости, а мясо нарастет.
А вот морально война на Митю подействовала тяжело. Вся эта тягучая рутина, когда войска тащатся невесть куда, потом невесть сколько сидят в окопах, потом невесть за что умирают…
К тому же, не выгорело и у Болдырева, который с Лебедевым пытался подсунуть союзникам “кость” в виде Албании, чтобы отвлечь греков и сербов от Болгарии. Но за Албанию играла Австро-Венгрия, а ей очень нужно иноверное государство посреди славян и греков. Да и союзнички-французы не могли допустить, чтобы лелеемый русскими Балканский союз сохранился и укрепился.
С другой стороны, если бы задумка Болдырева сыграла, ничем иным, кроме этнических чисток и массовых депортаций мусульман, это завершиться не могло. А уж как на Балканах эти чистки проводили во вроде бы цивилизованном конце ХХ века, я помнил. И это при наличии каких-никаких ограничителей вроде ООН, решений Нюрнбергского трибунала, Евросоюза, НАТО и ты ды. Что уж про нынешнее время говорить…
Так что все шло по тому же пути на те же грабли. Нас это коснулось краешком — с окончательным переходом островов под власть Греции накрылась Первая пулеметная школа имени Критского пролетариата. Где теперь пулеметчиков готовить — бог весть, не в Македонии же, больно там стремно. Тем более, что до мировой войны осталось всего ничего, и три сотни боевиков сейчас добровольцами в разных армиях на Балканах и парочка даже командовала партизанскими отрядами в той же Македонии. Народные герои Югославии, ага.
Пока я заводил автомобиль, а Митя грузил подарки, вышла Наталья и у меня который раз при взгляде на нее дрогнуло сердце. Роды не испортили ее фигуру, а голубые глаза сияли так же ярко и я снова подумал, что не многовато ли вам счастья, господин инженер?
За руль сел Терентий — делегация дома Скамовых состояла из двух докторов, почетного инженера и лаборанта. А вот Ираида ехать отказалась наотрез, смущаясь столь высокообразованного общества. Жаль, нет здесь высшего кулинарного института, сделали бы из нее доктора гастрономических наук.
Докатили быстро, разве что в машине на солнце жарковато — стеклоподъемник я, конечно, запатентовал, но сделать его пока не сделали, только поворотные форточки. Изобрести, что ли, люк в крыше…
Сегодня у нас ужин в кругу ученых, практически симпозиум в первоначальном смысле слова. Петр Николаевич Лебедев давно звал отметить Нобелевку “узким кругом”, да я все время в делах — то выставка, то плотина, а тут как раз подошел срок отъезда Лебедева в швейцарский санаторий. Ездил он туда моими трудами и настояниями ежегодно и, похоже, доктор Амслер здорово поправил ему сердце. Во всяком случае, уже два года прошли без приступов, зато каждый день Петр Николаевич катался на велосипеде. Или шагал из Марьиной Рощи, куда он перебрался после ухода из МГУ, на Миуссы, в Народный университет Шанявского.
Кроме нас Лебедев пригласил русско-австрийскую пару — Павла Сигизмундовича Эренфеста, доктора и профессора физики и его жену Татьяна Афанасьевну, доктора математики. Год назад, когда Эренфест искал место и совсем было собрался уехать в Голландию, мы с Лебедевым организовали несколько рекомендаций, в том числе и от Эйнштейна и Пауль остался работать в России. Еще присутствовал профессор Эйхенвальд, шурин Лебедева и один питерский гость, которого я тоже хотел перетащить в Москву — Степан Прокопьевич Тимошенко с женой Александрой Васильевной. Человек среди прочнистов легендарный, он уже написал “Курс сопротивления материалов” и сейчас работал над следующей частью — “Курсом теории упругости”.