Офицеры тоже сильно изменились, среди прапорщиков-поручиков появилось множество “разночинцев”, старшие командиры уже довольно хорошо понимали расклады, а самые ретивые получили памятку с подписью “Армия Свободы”.
Центросоюз, кроме необходимости прятать урожай, чтобы не остаться с голым задом на будущий год, столкнулся и еще с одной проблемой — резким скачком пожеланий вступить в артели.
Длинный Савелий Губанов ссутулил плечи и заложил руки за спину, мрачно рассматривая через панорамное окно перспективу Усачевки и блестящие вдали купола Новодевичьего. Наконец он оторвался от созерцания и повернулся к нам:
— Я против того, чтобы их принимать. Это просто нечестно по отношению к старым членам.
— Павел Дормидонтович, а ты что скажешь?
— Прав Савелий. Сколько лет мы их уговаривали, а они вокруг да около ходили, кобенились. А теперь прибежали, когда приперло.
— Я думаю, это сиюминутное решение. Пока плохо, пересидеть где посытнее, а как выправится, они точно так же побегут назад, — сел за стол Губанов.
Свинцов кивнул:
— Я так вижу, что в старые артели их никак принимать нельзя. А вот новые создавать можно.
— А вообще настроения какие? — спросил я.
— Черный передел.
Мда. Еще одна несбыточная мечта. Сколько я их уже видел, “Выйдем из Союза — заживем!”, “Введем демократию — заживем!”, “Вступим в Евросоюз — заживем!” или вот нынешнее “Переделим всю землю — заживем!”. А чего там делить-то? И так процентов девяносто земли в руках единоличников и артелей, остальное — слезы, меньше десятины на человека.
И что делать, как вопрошал Чернышевский? Земли нет, в артели нельзя…
— А знаете что… — с сомнением поглядел на нас кооперативный банкир, — давайте среди желающих… тихонечко так… пустим слух, что в старые артели приема нет, а вот новые будут создаваться на помещичьих землях.
— Иезуитство, — отреагировал Савелий.
— Так-то оно так, но вот голову на отсечение, случись чего — сразу начнутся погромы усадеб, как десять лет назад, — поддержал я Павла. — А так мы эту волну перенацелим, не “отбирать землю, жечь имущество”, а “гнать помещиков, создавать артели”.
— Как обычно, если не предотвратить, то возглавить? — скривился Губанов
Вот не нравится ему это и все тут. Мне тоже не нравится, а какие еще варианты?
— Савелий, у нас впереди революция, я уже ее вижу. Ты сам знаешь, Союз Труда целиком за эсеровскую социализацию земли, так вот и начнем ее, не дожидаясь. Я просто не вижу, как еще можно минимизировать ущерб. Если ты знаешь — предлагай, я поддержу.
***
А революцией если и не пахло отчетливо, то флюиды точно носились в воздухе. И весьма показательным стало очередное явление Болдырева, уже генерал-лейтенанта. Звания и награды на войне шли не в пример чаще мирного времени — и Медведник недавно получил полковника, и Лебедев генерал-майора.
Лавр появился проездом из Севастополя, где работала срочно созванная по случаю взрыва “Императрицы Марии” комиссия. Корабль затонул, с ним погибло две сотни офицеров и матросов, включая адмирала Колчака — он держал флаг на линкоре и сразу после взрыва руководил аварийными работами.
— Не дали довыловить! Не дали!!! — почти кричал Болдырев у меня в кабинете. — Та же группа, что мы накрыли в Николаеве!
— Кто не дал?
Он зло ткнул пальцем в потолок.
— Там кого ни возьми, все работают на иностранцев! И ладно немецкие агенты вредят, но и английские, и французские тоже! Союзнички, мать их сучью, дышлом крещеную!
— Лавр, — укоризненно протянул я, — в доме дети, женщины…
Он повернулся ко мне, сверкнул глазами, выдохнул… Затем одернул мундир, поправил орден на шее и, встав почти по стойке смирно, ровным голосом спросил:
— Михаил Дмитриевич, как вступить в вашу партию?
— По-моему, это в тебе говорит раздражение.
— Нет. Вот уж нет, это просто последняя капля.
— Тогда — две рекомендации от действующих членов. Я дам, Медведник тоже. Кстати, он мне будет нужен осенью в Москве.
— Зачем?
— Чует мое сердце, что мы накануне грандиозного шухера.
И все лето мы к этому шухеру скатывались. Попытка немцев взять Гродненскую крепость не удалась, со снарядами в армии было заметно лучше, чем в прошлом году, спасибо Морозову и Нобелю, но народу там положили изрядно. И почти сразу началось наше второе наступление на Белосток — одновременное с итальянцами на Изонцо и англо-французами на Сомме. Все три операции стандартным для этой войны образом дали частичный успех при значительных потерях. Царское правительство даже начало призыв в запасные части совсем уж молодняка и старших возрастов. И еще дало значительную амнистию эмигрантам, почти как в 1913 году, на трехсотлетие дома Романовых. Видать, крепко приперло, и это в России, с ее “неисчислимыми людскими ресурсами”.