– Подождем немного.
– Часто приходится этим заниматься? – спрашиваю у нее.
– О!.. Тут опыт нужен. Молоденькие, даже у нас, не все умеют. А уж в других больницах подавно.
– Да. Пожалуй, дома не каждый хирург, даже опытный, согласится. Мало ли чего может произойти.
– О-о-о! Сколько наслушались! Бывали случаи, протыкали кишку. Тогда уж, точно: – на операцию. Опасно это… – я насторожился.
Когда обезболивающий укол возымел действие, Татьяна Гавриловна надрезала кожу. Натужно проворачивая, вставила в надрез специальную трубку. Жидкость вытекала по трубке в ведро. Раздутый живот утягивался на глазах. Вера смотрела на шокирующие действия с поразительной выдержкой, будто царапину йодом смазывали.
Четвертый лапароцентез оказался той самой отправной точкой, после чего Вера осеклась.
По окончании процедуры я помог ей одеться и уложил на кровать. Проводив гостью, вернулся в комнату и прилег отдохнуть. Задремав, неожиданно услышал телефон. Нашарил мобильник, смотрю: сын.
– Да, Виталя.
– Папа, можешь говорить?
– Могу, – ответил я, спросонья не уловив подвоха в вопросе.
– Врач сказала, что мама до конца месяца не дотянет, – я оцепенел. Вера прислушивалась. – Если что случится, ты ничего не предпринимай. – Телефон в моей руке, как горячий уголь! – У меня есть знакомый. – Продолжал сын. – Агент в похоронном бюро. Мы с ним много лет знакомы. Он все сделает, как надо, и дешевле, и лучше. Понял, пап? – Я ничего не ответил, выключил телефон, обернулся. Вера все слышала.
– И сколько мне осталось? – голос заметно подсел. Ответить что-то надо, а я будто сквозь землю провалился.
– Вера, да чего ты?.. Разве можно им верить? Стригут всех под одну гребенку. Пророчица, тоже мне нашлась! – а у самого тут же отложилась дата. До конца месяца оставалось несколько дней. С этого дня календарь перестал быть безделушкой.
В один из вечеров, закончив молитву, присел на табурет. Безотчетно смотрю на Веру. Одеяло слегка откинуто. Голова у нее сдвинулась с подушек. Задремала. На дальней тумбочке неслышно догорает восковая свеча. Из коридора несмело заглядывает отсвет настенного бра. За окном темень. На фоне светлой постели хрупкая фигура жены кажется невесомой.
Косынка у нее приспущена на лоб. Надо бы поправить, но лень. Черные брови вспорхнули под косынку. Веки чуть подернуты испариной. Внизу возле ног стоит ведро. На тумбочке возле коробок с таблетками, бутылочка воды. Развернута небольшая иконка-триптих. Богородица и рядом с нею юный светлый мальчик – Христос, с иконки смотрят на Веру. Хочу погладить Веру по щеке, но не шевелюсь. Почему она так скоро слегла? Ведь никогда не жаловалась на здоровье.
На кухне засвистел чайник. Сходил за чаем, поставил кружку рядом с иконкой. Снова присел на табурет. Вера приоткрыла глаза, поправила косынку. Я приподнял кружку с чаем, прихлебнул глоток.
– Не спится? – она испытующе зыркнула на меня.
– Вова, почему я? – смотрю, у Веры глаза напряженные, голос звонкий. – Почему я? – Отчаянно повторила она. – Ведь я тебе за всю-ю-ю жизнь ни-и-и р-р-а-а-азу не изменила! За всю жизнь ни р-а-а-азу! Мысли об этом были… Да, были… Но ни разу не изменила!.. Почему-у-у? – Меня как подбросило.
– Верочка, миленькая моя! – а сам захлебываюсь, ни одного слова не могу толком произнести… – Знаю, что не изменила ни разу. Я должен быть на твоем месте. Прости! Не знаю, почему ты, не могу сказать, я должен быть на твоем месте… – Я оправдывался. – Верочка, надо жить! Надо жить, Верочка. Я без тебя не справлюсь. – Никогда в жизни я не был столь откровенным.
Вышел. Бродил по комнатам, не находя места. Через какое-то время, выдохся. Вернулся в спальню, прилег. Едва задремав, будто из-за дверей, услышал:
– Подожди… подожди!.. – Вера тихонько шептала во сне. До чего знакомая интонация! Эти трепетные слова звучали из далекой нашей молодости. Из тех потрясающих минут, когда жена в интимном порыве притягивала меня к себе и удерживала в предчувствии безудержного, в предвкушении величайшего человеческого наслаждения… Забывая обо всем на свете, мы упивались роскошью телесной близости… Точно такие же слова, точно та же интонация. Страсть захлестывала разум, и так хотелось жить!
А теперь эти звуки, как шелест ветра, пролетели мимо ушей. Я устал, поэтому забылся и тут же уснул.
Наутро раным-рано просыпаюсь, приподнимаюсь на локте, заглядываю на жену. Она безмятежно лежит на спине с закрытыми глазами. Машинально поправляю одеяло, безотчетно наслаждаясь уютом тепла и покоя. Вдруг слышу: