Преодолевая сонливость, почему-то стал переставлять ладони по-другому. Не колебать их из стороны в сторону, как раньше, а водить по кругу. Неожиданно почувствовал, как токи отторжения потянулись следом. Вот те на! Неужели нашелся нужный прием? Откуда-то взялись свежие силы.
Азартно встряхнул руки, представил, как нечисть корчится в огне, улетая в форточку. Руки сначала робко, потом все увереннее высасывали густой дым болезни. Вера легонько встрепенулась, как-то неловко, будто горящую хворостинку, придвинула правую руку к подбородку и замерла, прислушиваясь к чему-то.
Образ незримого врага перемежается с ощущениями от ладоней. Он засел, надеется, что отступлю? Не бывать этому! Правая ладонь вращается сбоку от темени, левая – с другой стороны – неподвижна. Прилаживаюсь и так, и эдак. Поддел! Тащу, как невод, тягучий невидимый след. Аккуратно, по мизеру вытаскиваю. Еще, еще. Вот-вот должно выйти!
Срыв. Да, что это! Какой-то вечный прибой. Будто отправился обойти озеро, а оказалось, что это – речка. Эх, если бы знать, где сейчас божественная Люба. Как бы она помогла мне!
И вдруг вечером прибой пропал. Вера затряслась, напрягла щеки. Я ошалело спрыгнул с изголовья, окликнул сына. Он подскочил, мы повернули Веру к ведру. Ее вырвало. И тут произошло такое!..
Вера оживала на глазах. Лицо подернулось живым румянцем, дыхание углубилось, стало ритмичным. Она уснула. Я тотчас откинулся и уснул, как убитый. А наутро Вера попросила:
– Молока, – пораженный услышанным, я принес ей немного теплого молока в стакане, она выпила, и ее не вырвало. Через несколько часов Вера снова попросила:
– Вова, дай пюре, – я быстренько подогрел детское яблочное пюре, прихватил немного сока. Вера похлебала пюре чайной ложечкой, потом попила яблочного сока. И все обошлось. Потом стала есть увереннее. Сама приподнялась и привалилась на подушки. Меня распирало от радости. Неужели мы победили!?
С головы переключился на желудок. Напряжение в желудке, с трудом, но тоже убиралось. Взгляд у Веры стал осмысленным. В полдень она слегка улыбнулась. Моему восторгу не было предела. Измотанный, как выжатый лимон, я ликовал. От волнения не находил себе места. Приносил и уносил полотенце, то и дело переставлял табурет, умывался и в который раз чистил зубы. Хотел заснуть, но не мог. Не терпелось что-то делать и делать, а в воображении непрерывно витал образ выздоравливающей жены.
Сын с готовностью помогал мне, однако факт выздоровления комментировал сдержанно.
– Маме стало лучше, – как-то равнодушно заметил он, будто семечку выщелкнул. Хладнокровие сына, само по себе удивительное, я оценил по-своему: он, как и я, опасался схлопнуть хрупкую Жар-птицу.
С напряжением в области почек удалось справиться «одной левой». Оно исчезло так быстро, как будто ничего и не было. Через день растаяла опухоль на ногах.
Состояние у Веры улучшалось стремительно. Это из-за того, что я решил, наконец, зайти биополем в голову. Несомненно! Давно надо было…
Самое грандиозное событие случилось тридцатого ноября. Перед сном Вера неожиданно заявила:
– Вова, уколы не надо делать… – и в подтверждение радостно, слабым голосом воскликнула: – Уколы не надо!.. – Кажется, сама себе не верила. Эти долгожданные слова ввергли меня в безумие. Вера выздоравливает!.. Ушел в зал и бродил там, офонаревши.
Даже не подумал остепениться, проанализировать, что все-таки случилось. Эйфория, как шторм, нахлынула неожиданно и неотвратимо.
Помню, в молодости, обитая в читальном зале библиотеки, любил сочинять логические опусы. Тогда казалось, что открываю истину в первой инстанции, которую никто в мире еще не открыл. И воображал себя настоящим философом. Несмышленый, не ведал я, что все давным-давно уже осмыслено и переосмыслено на сотни раз.
В двенадцать ночи заглянул в комнату, посмотрел на Веру. Она спала сном младенца. И я окончательно уверился в ее выздоровлении. Месяц закончился, а Вера, вопреки предсказанию, не только жива, она выкарабкивается. И это благодаря моему лечению! Сомневаться не приходится. Уму непостижимо, но именно биополе моих рук изгнало рак! Как легко утонуть, когда не знаешь брода!..
В детстве, когда мне было десять лет, мы с друзьями отправились за «по́льским луком». Так в деревне назывался дикий лук – съедобная трава, растущая на заливных лугах в пойме междуречья за сосновым бором.
Со мной были мой брат Генка и соседский мальчишка Вовка Морозов. Полноводная река нетерпеливо толкалась в берегах. Посредине русла возвышался голый песчаный остров, внизу которого тянулся хвост песчаной косы. От тропинки к острову по колено глубиной скрывался брод. Мы, будучи только в трусах, побрели к острову. Течение накатывало слева и лизало щиколотки. Справа под бродом бурлил омут.