Они шли на северо-восток по широкому серому Талабеку, что медленно змеился среди полей, к Талабхейму, Городу Садов, суверенному городу-государству в самом сердце темных лесов Талабекланда. Райнеру не терпелось туда попасть, ведь это было одно из чудес Империи — город, полностью выстроенный в огромном кратере, стены которого, как говорили, неприступны.
Мимо проплывали зеленые пастбища и бурые поля — тощие крестьяне перепахивали их прямо по стерне, чтобы подготовить к посеву следующего года. Свежая земля виднелась и на сельских кладбищах: год для Империи выдался тяжелый. Многие сыновья фермеров вернулись с войны с Архаоном в гробах — если вообще вернулись. И даже когда заколосились хлеба, голод не отступил: прошлогодний урожай отправили на север, чтобы кормить армию, а фермеры с севера, чьи фермы сожгли захватчики, пришли на юг и разворовали остальное.
Райнеру, Франке и Йергену весь день не давали присесть, заставляя изображать Манфредовых слуг, в то время как граф держал совет с Теклисом и другими членами посольства в особой комнате. Вечером, когда они подплывали уже к Великому Лесу, Вальденхейм отдал приказ швартоваться и разбивать лагерь. Эта предосторожность была вполне понятна: и не такие армии исчезали под пологом старого леса, и даже река не гарантировала безопасность под нависающими над ней деревьями. До Талабхейма, судя по всему, оставалось пять дней и столько же ночей. Не было нужды испытывать судьбу, проводя шестую ночь в тени леса.
Графу поставили большой шатер на невспаханном поле, и он отобедал там с другими военачальниками. Райнера и Йергена отпустили, и они присоединились к товарищам у костра, где им наконец представилась возможность познакомиться с новыми напарниками. Не хватало только Франки — она подавала Манфреду фазана и вино.
Павел и Халс уже подружились — во всяком случае, затеяли беззлобную перебранку — со здоровенным рыжим конюхом и под одобрительное хмыканье Герта весело подкалывали друг друга, вылавливая ложками из котелка тушеное мясо.
— Один талабекландец стоит десяти остландцев, — говорил рыжий.
— Ну да, возможно, пустить струю подальше у него получится, — парировал Халс. — Пикинеры из Талабхейма сумеют оборонить разве что пивную, а когда пиво кончится, они сдадутся.
— Ха! — отвечал рыжий. — Остландские пикинеры пойдут защищать разве что овец, и то если те будут им верны.
Райнер расхохотался.
— Халс, что это за горячий парень, с которым ты развоевался?
Халс оглянулся, и Райнеру было больно видеть, какое недоверие отразилось на лице пикинера, когда тот сообразил, кто к нему обращается.
— А... Гм, да, капитан. Это Август Кольбейн из Талабхейма. Теперь — один из нас. Кольбейн, это капитан Гетцау, наш командир.
Август кивнул и коснулся лба красной лапищей.
— Оч-ч приятно, капитан. Кстати, не могу сказать, что условия службы меня радуют.
— Нас тоже, пикинер, — произнес Райнер. — И хоть я рад, что в наших рядах появился такой крепкий боец, но мне в то же время и жаль, что тебя угораздило попасть в это сборище проклятых. Ладно, расскажи-ка нам, чем ты не угодил Империи.
Август ухмыльнулся, и борода его еще больше встопорщилась.
— Ну, капитан, тут я сам был кругом виноват. Видите ли, у меня тот еще нрав, под стать цвету волос, а тут еще в альтдорфской таверне оказался капитан рейкландских мечников, самодовольный такой хрен... простите, милорд.
Он внезапно покраснел.
— Ничего, — сказал Гетцау. — Ну его. Продолжай.
— Ага, сударь, так вот, он как начал поливать Талабекланд — и что мы тут все идиоты, и пьем не просыхая, и... ну... совершаем противоестественные действия с деревьями, и вообще, и я, надо сказать, долго терпел. Наш народ спокойно смотрит на такую ерунду. Но этот тип не унимался и обозвал графиню шлюхой-таалисткой, которая трахается с грязными лесорубами и уж не знаю с кем еще. У меня перед глазами покраснело — и всё. Очнулся уже под арестом — говорят, я этому нежному созданию переломил шею и выковырял глаз большим пальцем. — Август пожал плечами. — Не сомневаюсь, так оно и было, но плюньте мне в рожу, если я хоть что-то помню.
Райнер кивнул:
— Изувечил старшего по званию. Ага, точно, ты отлично впишешься, хотя повторюсь: сожалею, что тебе пришлось ступить на эту тропу.
Пикинер пожал плечами:
— Это лучше, чем петля.
Райнер хмыкнул:
— Может статься, ты изменишь свое мнение.
Остальные отвернулись.
Гетцау обратился к рослому круглолицему парню, что сидел рядом с Августом: