Забравшись под одеяло, я решила дождаться возвращения супруга и поговорить с ним спокойно и без вспышек взаимных претензий, именно так, как мы беседовали прежде, иногда часами напролет во время долгих конных прогулок. Между нами было столько чувств и нежности, столько трепета и страсти, они никуда не делись, просто все так сначала закрутилось, потом затянулось и замерло в тягостном ожидании новых изменений, что все наши помыслы сосредоточились на благополучном разрешении, и о настоящей близости мы забыли. И, возможно, если мы вернем ее, то и мое упрямое тело поймет наконец свое предназначение и примет Алмера, как и должно его жене и матери его будущих детей.
Незаметно для себя я уснула и, похоже, очень крепко, потому что ничто: ни единый звук или предчувствие — не побеспокоили меня ровно до того момента, пока грубая рука в мокрой, холодной перчатке не сжала мое плечо.
— Кресса Греймунна, вам следует проснуться и немедленно одеться, — прозвучал пугающе знакомый голос.
Я в испуге открыла глаза, чтобы уставиться в породистое высокомерное лицо Иносласа Арната — главного рунига тайной стражи правителя. В Гелиизене бытовала мрачная шутка, что увидеть его близко после наступления темноты страшнее, чем заметить в зеркале призрачную тень шараака — общеизвестного предвестника тяжкой болезни и даже смерти. Шараак может и померещиться, а если уж в ночи стоишь лицом к лицу с Арнатом — точно готовься к дурному.
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать, а только сесть прямо, натягивая одеяло до самой шеи, и даже гордо вскинуть голову.
— Кресс Инослас, вам не кажется, что ваше присутствие в моей спальне в столь поздний час… — начала я, но он тут же прервал меня небрежным взмахом руки.
— Оставьте, кресса Греймунна, эти ваши взгляды и позы для других, более подходящих для подобного обстоятельств, — сухим, лишенным любых эмоций тоном сказал он и бросил платье на мои колени. — Конечно, после сумасбродного побега с этим алчным бесхребетным червяком мое мнение о ваших недурных для девушки умственных способностях претерпело приличную коррекцию, но все же вы достаточно умны, чтобы понять: для сцен и демонстрации притворного негодования или недоумения сейчас не время. Одевайтесь потеплее, нас ожидает долгий путь, а дороги осенью просто отвратительны.
— У вас нет права говорить в такой уничижительной манере о моем законном супруге! — Все же не вняла я откровенному предупреждению в его тоне. — И уж тем более никуда не смеете меня забирать без него, ибо наш брак освящен Пресветлой Даиг и он теперь является моим опекуном перед всем миром и владыкой.
Руниг никак не отреагировал на мое возмущенное высказывание, только опять взмахнул рукой и отвернулся, веля одеваться. Спорить дальше в одной ночной рубашке не имело смысла: если у него был приказ забрать меня, то он это сделает непременно, даже если придется уносить в чем есть, и я торопливо оделась, прислушиваясь к звукам за окном и внизу в доме. Но все было тихо. Неужели Инослас приехал за мной в одиночку? Прямо и не знаю, радоваться тогда или бояться, ведь это могло означать все что угодно. Но зачем гадать?
— Кресс Инослас, вас прислал мой отец?
— Вам бы этого хотелось, не так ли? — В его голосе легко различалась усмешка. — Считаете, после того, как поступили со своим несчастным родителем, он непременно должен простить вас и принять обратно? Хотя, думаю, этот ваш пройдоха-любовник ждет такого исхода с еще большим нетерпением и алчностью.
— Супруг! — не сдержавшись, рявкнула я совершенно не подобающе аристократке, борясь с удушливым стыдом от справедливого упрека. — Потрудитесь называть его моим супругом или уж крессом Алмером!
— Оставьте вещи! — резко приказал Инослас, едва я закончила одеваться и потянулась к комоду, надеясь незаметно оставить знак или весточку мужу, хотя за все время так и не повернулся. — Ничего из этого вам не понадобится.