IV
Струятся мягко снежные хлопья,
Устилают землю медвежьими коврами.
Охотница в жадности радость топит.
Победа близко, кречет не за горами.
Сосны — в снегу, от солнца красном.
Прыгают по веткам серебряные белки.
Дочь Нимврода и Евы в упоении властном
Слепа ко всему — все ничтожны, все мелки,
Все — жалкие зверушки, пока он таится.
Его еще нет, он где-то в сугробах…
— Ах, белая, гордая, невиданная птица,
Будь моей… и я буду твоей… «до гроба!»
Только подумала, — а кречет на ветке
Сидит, как в белом наряде витязь.
Глаза у охотницы смехом заблестели:
— Паж, стреляйте! Или вы боитесь? —
Паж онемел. Так ждать — и что же?
Так легко другому отдать добычу.
Или она ждет, что к ногам ее сложит
Кречет сам свой скипетр птичий?
Она говорит: — Вот он, гордый кречет!
Прилетел — и сидит. Глядит — и млеет.
Давайте, сыграем в чет и нечет,
Кто из нас раньше свернет ему шею!..
И выстрелил паж. И упал кречет.
И приняла его кровь земля чужая.
И сказал перед смертью:
— Я так ждал нашей встречи…
Женщина… я тебя… не уважаю.
Высокое(Мещанская повесть)
Это очень простая, обыкновенная история.
И нет в ней никаких великих идей.
Но когда в тоске или в горе я,
Я ухожу подальше от домов и людей
И читаю эту смешную короткую повесть,
Которая как наша луна стара,
И тогда понимаю, что правда, совесть —
Людьми придуманная игра.
I
У окна сидела девушка, пряла белую пряжу,
И мысли ее были замкнуты в тесный круг:
Будет ли день, когда ей кто-нибудь скажет —
— Здравствуй, мой единственный, верный друг.
Она была одинока, как сосна на опушке,
Вокруг которой выжжена даже трава.
У нее были пяльцы и другие игрушки,
И сердце, в котором жили высокие слова.
От высоких слов до высокого дела
Не так уж близко, как известно нам,
Но подвига она искала и жертвы хотела,
И случай представился сам.
Однажды в одно из оконных стекол
Раздался короткий и тихий стук.
Это был он — желанный, сокол.
И он сказал ей: — Здравствуй, друг.
А после — исчез. Как не бывало.
Но память о нем осталась с ней,
И милое имя во снах оживало.
Так прошло много длинных дней.
И вот как-то подружка ей щебечет,
Что сокол в поисках девушки смелой,
У которой ясное сердце, не хрупкие плечи
И которая путь к нему найти бы сумела,
Которая не боялась бы ран и крови
И которой он мог бы многое доверить.
Если она примет ряд его условий,
Для нее широко открыты его двери.
Она знала, что к милому — одна дорога, —
Только низко согнувшись по ней можно пройти,
И знала, что таких было очень много,
Которые возвращались с половины пути.
Свод из густых и колючих веток
Стелется тяжко до самой земли
И тернистую дорогу закрывает от света,
Она знала, что змеи там ползти не могли.
Она знала, что раны покроют ноги,
Что плечи кровью зальются вдруг,
Она знала, что смерть там встречала многих,
Но знала: сокол — ее светлый друг.
Дружбе ли нежной бояться терний?
Бояться трудных и долгих путей?
Он поймет, что дружбы ее нет примерней,
Что она не боится ни ран, ни смертей.
II
Ночь. Луна в озере ртуть свою плавит
И плещет о лодку жидкий металл.
О светлой любви, о дружбе, о славе
Кто из нас ночью такой не мечтал?
Как факел, горит голова героини!
Идет бесстрашно к соколиным путям, —
Вот только круглое озеро минет —
И путь тернистый откроется там.
III
И вступила на путь. И долго томилась.
И, одетая ранами, как звездами ночь,
Просила создателя подарить ей милость —
Под крылом соколиным умереть ей помочь.
Еле живая доползла — и рада,
Говорит: — Я здесь, я — твой верный друг.
А он отвечает: — Мне друга не надо,
Я ищу девушку для домашних услуг.
________________________________________________
История эта чрезвычайно простая,
Но она ставит «высокое» в иронические кавычки,
Которые люди часто отметают:
Иные — по неразумию, иные — по привычке.
Земляника
Если Вы соскучились по светлому взгляду
И по длинным тихим ресницам,
Пойдите подремать в тень вишневого сада
И все это Вам приснится.
I
Шла лесом девушка в красном платочке
И в сарафане из синего ситца.
И захотелось ей отдохнуть на кочке
И водицы свежей напиться.
Разве девушка на это не имеет права?
Сияющей девушке все можно,
Даже, если от кочки немного вправо
Живет некто слишком осторожный,
Даже, если этот некто курит трубку,
Сидя у себя на пороге,
И боится больше смерти слова «юбка»
И всякой человечьей тревоги,
Даже, если этот некто сам стал как кочка
Или как еж колючий, —
Все-таки, девушка в красном платочке,
Пусть это тебя не мучит.
Попей из синего озера водицы
И отдохни на кочке мшистой.
Можешь даже в улыбку нарядиться
И накормить его земляникой душистой.
Сначала он взглянет на тебя так строго
И скажет:
— Благодарю, ешьте сами.
Но знай, благословение вешнего бога
Живет надо всеми над нами,
И он попробует ягодок восемь,
Потом съест два десятка
И, хмуро глядя на верхушки сосен,
Бормотнет: — А сладко.
Девушка, стяни сарафан потуже,
Пусть сердце не слушает сказок, —
Сладко-то сладко, но пусть не закружит
Его хмурость твоих ясных глазок.
Еж-то он еж, но его иголки
Ежовых больней и колючей,
Давно не было дичи у его двустволки
И жаль упустить редкий случай.
Кочка-то он кочка, да на тебе не юбка,
А он не так уж боится сарафана,
И сегодня дымится его пенковая трубка
Что-то очень уж буйно и пьяно.