Выбрать главу
«Новый Сатирикон». 1916, № 49.

Актриска

Малютка, ваши руки вымыты духами, И тонки кружева нарядного белья, Но кто такая вы, вы сами, И что такое ваше — я? Вас нет. Есть туалет, Есть ручки смуглые, Согретые мехами, Есть золото волос и скользкий блеск чулок. Но почему о вас, пушистый мой зверек, Так хочется мне говорить стихами?
«Новый Сатирикон». 1916, № 50.

Завтра

Елочки нет. Нас было двое, Она была третья, Исполняя завет, Душистую хвою Опутали сетью Серебряных нитей, Одели в орехи. Ах!.. Снежинки, звените О растаявшем смехе — Елочки нет.
«Новый Сатирикон». 1916, № 52.

А я смеюсь

Ты думаешь, соленое вино вкуснее? Зачем твои глаза роняют в мой бокал Прозрачную росу твоей печали? И для того ль мы долго так молчали, Чтоб ты слезами мне молчанье рассказал? Я не хочу быть грустной, не умею. Ты любишь боль, ты любишь радость боли, Так пей свое соленое вино один, А я смеюсь, как мак в зеленом поле, Я пью вино, сладчайшее из вин.

Горю, горю ясно!

Разум и вера играют в горелки — Разум ловит, а вера горит. Разум ушибся о камень трюка. К нему в сиделки Пришла наука И говорит: — Играйте в горелки. Играют в горелки. Разум ловит, повинуясь сиделке, А вера? — Вера горит. — Горю, горю ясно!
«Новый Сатирикон». 1917, № 1.

Пьеретта

Голубчик, я вам нравлюсь в костюме Пьеретты? Скажите, я нравлюсь вам? Но что это на плече у меня? Что это? Ай-ай-ай! Это — шрам! Этот красный рубец на бледной коже — Поцелуй вашего злого хлыста Ну так что же? Зато душой я чиста!

Снежный хмель

От вас сегодня пахнет снегом И терпким запахом дохи. Вам так к лицу: Архангельск, Кемь, Онега, Как мне к лицу мои духи. Мне в ваших розвальнях тепло, как в колыбели, И в вашей шубе, как в гнезде. Своей и вашей верю я звезде. И с вами я люблю мохнатые метели, — С вами!.. Серебряными кружевами Качают ели. Я вижу лес в гирляндах бус зеленых, золотых, Я вижу звездный сон. А вы? А ты? А ты, мой самоед, а ты, мой снежный мельник, Царь ледяной, мой белый царь-Мороз? Ты чувствуешь, что нам сочельник Счастливый Новый год принес, Принес нам радость быть вдвоем, быть вместе? Ты хочешь до зари пить вьюжное вино из белых кубков ласковой метели, Смотреть, как лепестки стеклянных белых роз В медвежью полость налетели? Ты хочешь пить Снегуркину любовь, Взметнувшую ее сегодня в первый раз? Красавец Новый год, алмазный хмель для нас, — Алмазный хмель готовь!
«Новый Сатирикон». 1917, № 7.

Ковер

Персидский ковер у вас на стене Зовет к мечтам о пышном Востоке. Ярких узоров затейные строки Звучат только мне. Рассказали о кофе, пряном и пьяном, О желтом изюме на пестром блюдце… В углу вашего низкого и широкого дивана Я хотела бы заснуть и ночью проснуться. Тогда б я, наверное, услыхала, Как звенят ожерелья смуглых гурий, Как шелестят и веют их опахала Вокруг вас, лежащего на тигровой шкуре. В чудесный узор ковровой пряжи Вплелись ваших снов златозвонные нити, И ваш ковер обо всем мне расскажет, Даже о том, о чем вы молчите.

Гонорар

Будничная улица. Серый дом. Прихожу и получаю деньги за работу. А я хотела бы, чтоб ночью у волшебного грота Золото дарил мне старый гном. Или вдруг — таинственный сад… Зарыт клад… Мы с гномом заступ берем И с потайным фонарем Рыщем, роем — и находим золота груды, Яхонты, опалы, изумруды!.. На заре я прощаюсь с гномом старым — И с тех пор все стихи печатаю даром.
«Новый Сатирикон». 1917, № 8.

Старое

Мелькает профиль петиметра Среди боскетов и куртин. Ах, милый дерзкий либертин, Обманней грез, неверней ветра! Меня ли он, другую ль ждет Там, у подножья стройной вазы? Увы! Мой нежный алый рот Не целовал его ни разу!.. «Ма chere, tenez vous, done, droite!» О, как мне скучны наставленья, Когда весеннее томленье Мечты уносит в Летний сад. <………………………………..> Ворчит урод в чепце из фетра. А там — фонтан, а там — Амур И тонкий профиль петиметра!
«Новый Сатирикон». 1917, № 9.

Загадки

Зеленый абажур топил в прозрачных водах Ту комнату, где были вы и я, И муфта серая моя У вас в руках казалась горстью мха, И вы смеялись над капризной модой, Которая творит причудные меха. Зеленый абажур зажег у вас в глазах Два изумруда, будто две лампадки. Я знала, что гасить их мне нельзя, Что надо верить неразгаданной загадке. Нам не хотелось говорить о том, О чем молчать так было сладко, О чем мерцали тихие лампадки, — И мы молчали. Но потом — На серой муфте, как на ласковой подушке, Твоя рука рассыпала шелка моих кудрей, И ты просил: «Ласкай меня, согрей», — И я рубином жгла опаловые ушки. Я погасила тихие лампадки, И розу красную зажгла, И разгадала Алая Кощунственная мгла — Все загадки.