Читать онлайн "Порхающая душа" - Лесная Лидия - RuLit

Жили-были — были-жили, В кабачке одном служили Piccolo и Piccola. И в одной конурке спали Две слезы одной печали — Piccolo и Piccola. Зимний холод, ложе жестко, Но прелестны два подростка: Piccolo и Piccola. Двое деток. Где ж развязка? Без развязки эта сказка. — Piccolo и Piccola.

В жизни надо быть цепкой, Как лапка попугая — Бодрой и крепкой, Знать: не ты победишь, победит другая. Погибнет тот, кто пред жизнью смутится. Жизнь — женщина и надо взять ее силой: Сначала она возмутится, Потом скажет — «милый».

Все вещи на моем письменном столе и туалете Бездушны, когда в комнате они, я и кто-нибудь третий. Но когда я с ними одна — Я вижу, что им своя жизнь дана. Вчера ночью подбежал к чернильнице флакон, Он облил ее духами, Он обнимал ее прозрачными руками И столько нежных слов сказал ей он. А она отрицательно головой качала И молчала — Она любила костяную вставочку с золотым пером. Флакон утешала бутылочка, в которой бром, Смеялись подсвечники, что было сил, А пудреница сплетню плела. Флакон подбежал к краю стола, V фарфоровой кошечки носик отбил, Пресс-папье расцарапал И бросился на пол. Кошечка потерлась об чернильницу льстиво И скатала: «Разбился? Не жалей. Он был такой некрасивый».

Девочка никогда не получит за диктовку пять — Она слишком любит букву «Ћ». Маленькая, примирись с двойкой, Но во вкусах будь стойкой: Пиши «зеленая ћль» И «налћтћла мћтћль». Нет лучше мотива, Чем — «это красиво».

Слезы — это фонарики. Освещают тьму тоски. Люди-сухарики, Или — плоские куклы из дубовой доски: — На них нарисованы лица, Они говорят слова И называются: юноша или девица, Министр или городской голова. Монеты — подставочки к дьявольским пирожным — У кого их больше, тот ближе к аду. Но кто может быть настолько осторожным, Чтобы сказать — «мне их не надо»? Жизнь — мельница с тремя крыльями: Любовь, деньги и слава. За них все цепляются с огромными усильями, Но срываются и падают — налево или направо. Кто покорно. Кто кричит. А мельник смотрит и молчит.

Ау! Ау! Где вы, Милые девы? В облаках душистой пудры Вы нежны и сереброкудры. Вы легко скользили по паркету И мечтали о любви в ажурных боскетах. Вы дарили няне на Рождество душегрейку И горько плакали, хороня канарейку. А кавалеры, что были вам хорошо знакомы, Писали на память стихи в альбомы. Нежные девы! Ау! Ау! Где вы? Голос ответил: «Молчи! Они теперь зубные врачи».

Она была верной супругой. Однажды утром она рассказывает другу: «Мне снилось, будто я наяда и живу в Ниле. Вдруг пять змей в колокола зазвонили — Я вспорхнула и улетела в Америку». «Все истерика, — презрительно сказал он, — Бабий сон! Скажите пожалуйста — Наяда из Нила!» Вечером она ему изменила.

Я подумала: «Ей, вероятно, Будет приятно» И девочку в театр привела я, Но она горько плакала о том, что принцесса злая, Что всем принцам головы рубит И ни одного не любит. Маленькая, не плачь. Ведь это женщина, а не палач — Ее сердце плачет вместе с тобой. Скоро-скоро и она станет рабой.

Молчаливы и холодны были уста, Но сердце его — ее целовало. Невеста глупа и проста — Ей этого мало. «Разве лучше, чтоб сердце молчало, А губы горели?» — Строго сказал он невесте. Невеста мечтала: «Ах, если б сумели Гореть они — вместе!»

Смотрю в окно вагона. В жемчужной полумгле Красные и оранжевые огни заката. На черной вспаханной земле Зеленые, бархатные квадраты. Вдали как точки — Фигуры крестьян. А воздух так по-весеннему пьян. Горько пахнут вспухшие почки, Влажно пахнет трава. И так истомно кружится голова У дивчины в цветистом платочке, Когда за товарной площадкой Целует парубок ее украдкой. Близко от окна проплыла водокачка. Под краном лужа — пьет воду рыжая собачка.

На тротуаре сидел голубок. Шла старушка. Уронила шерсти клубок На тротуарные плитки. Птичка взяла в клюв кончик нитки И с ней в небо улетела — На тротуаре осталось клубковое тело. Слушай со вниманьем: Это называется «дуалистическим миропониманьем».

Жестяной петушок на трубе на крыше Пел: «Живые петухи! А я всех вас выше»! А рыжий Петька, взъерошенный от чувства мести, Пел: «А зато ты плоский! а зато ты из жести!» И помчался в кухню после этого спора, Так что задрожали пушистые шпоры, Взлетел на плиту, тряся красною бородкой, И лег на сковородку. Изжарился в масле наш рыжий петух, Но выше трубы поднялся его дух.