— Не могу понять, что там происходит, — произнес я.
— Нет, не так, — промолвила Нетти, передернула пленку и подала мне лупу. — Вот так. Смотри через увеличительное стекло.
На пленке оказались сняты мисс Синглтон и мистер Маккинни, стоящие на фоне какого-то старого серого здания.
— Это Лондон, Англия, — объяснила Нетти. — Площадь Пиккадилли! Прошлым летом я стояла в точности на том же самом месте со своей мамой.
У меня не было причин сомневаться в ее словах — я знал, что Смарты изъездили Великобританию вдоль и поперек.
— А взгляни вот на это, — хихикнула Нетти. — Здесь они обнимаются.
Так оно и было!
Мы с Нетти потратили оставшиеся полтора часа до захода солнца, очищая и рассматривая пленки. Нетти набрала их полный карман. В конце концов ее язык и пальцы стали совершенно черными. Я несколько раз говорил ей, что чернила, которыми были покрыты пленки, вероятно, ядовиты, что можно использовать вместо слюны снег, но она продолжала с увлечением вылизывать пленки. Вдруг она остановилась.
— Ого, ничего себе, — произнесла она, вручая мне кусок пленки из девяти кадров. — Взгляни-ка на это.
На первых восьми кадрах была запечатлена экзотическая тропическая природа: пальмы, тропическое море, и на ее фоне — мисс Синглтон и мистер Маккинни. И мисс Синглтон была беременна! В последнем кадре, однако, не было ничего солнечного. Похоронная процессия в церкви, маленький гробик. Похороны ребенка.
— Ты думаешь, это отпевают младенца мисс Синглтон и мистера Маккинни? — спросил я.
Нетти кивнула с мрачным выражением лица.
— Печально, — вздохнул я.
— М-да, — отозвалась Нетти.
К этому времени совсем стемнело. Мы встали и пошли к Нетти. По пути мы решили, что если мисс Синглтон и мистер Маккинни и не женаты, то уж точно живут вместе. Кроме того, мы поняли, что они много путешествовали, любили музыкальные фестивали под открытым небом и часто просили кого-нибудь снять их на кинокамеру. И еще — я начал чувствовать странную смесь удовлетворения и стыда за то, что мы подсмотрели сцены чьей-то частной жизни — чувство, перекликающееся с тем, что говорила нам мисс Синглтон перед просмотром «Броненосца „Потемкин“».
По всей видимости, те же чувства обуревали и Нетти.
— Ты знаешь, мы видели только ту часть русской революции, которую Эйзенштейн хотел нам показать, — сказала она. — И я думаю, это применимо и к мисс Синглтон с мистером Маккинни — мы наблюдали только ту часть их жизни, которую они решили снять на пленку. И тот факт, что они вымарали эти эпизоды своей жизни, закрасив черным пленки, — тоже ведь о чем-то говорит, да? Я не думаю, что мы должны стыдиться, что заглянули в их прошлую жизнь. Но нам должно быть стыдно, если мы сделаем из увиденного нами те или иные выводы. Если мы будем судить их.
Думаю, что понял то, что сказала тогда Нетти. Я долго думал, прежде чем сказал ей, что мы не можем не делать определенных выводов. Если их ребенок умер, мы не можем врать себе, что они не испытывают горя. Но тут Нетти напомнила мне, что мы не можем быть абсолютно уверены в том, что младенец в гробу был их ребенком. Я согласился. Это была хорошая точка зрения. Приняв ее, я не чувствовал прежней уверенности в том, что с мисс Синглтон и мистером Маккинни случилось несчастье. Но мое чувство стыда не уменьшилось.
Когда я входил в свой дом, на улице уже зажглись фонари. Сестра прыгала на диване в гостиной. Мать, еще в лабораторном халате, что-то готовила в кухне. Мрачные мысли размылись и отошли на задний план.
— Эй там, в гостиной, нельзя ли уменьшить громкость? — крикнула мама сестре.
— Переключатель сломался, — шутливо отозвалась сестра.
Я вошел в кухню.
— А, это ты! А я уже стала волноваться. Почти пять, ты знаешь? — сказала мама, целуя меня в обе щеки. — Где ты пропадал?
Я ответил, что был у Нетти.
— Я вижу, вы крепко подружились.
— Нет, просто обсуждали наши дела в литературно-кинематографической группе, — возразил я упавшим голосом, защищаясь.
— Ладно, ладно, — ретировалась мама.
Я открыл холодильник, вытащил оттуда морковку и спросил маму, можно ли сказать, что она сделала выводы?
— Ты имеешь в виду мои слова о том, что вы подружились? — спросила она.
Я подтвердил, что именно это и имел в виду.
— Нет, это не называется «делать выводы». Это просто означает… поддразнивать.
Ох! Моя мама, кажется, пытается сострить. Я спросил ее, было ли то, что она сказала, остроумным.
— Нет, просто уклончивым, — парировала она, подмигивая мне.