В ванной выключили воду. Я сунул фотографию в ящик стола. Он никак не желал задвигаться. Наконец задвинулся, но чересчур громко.
— Чего это ты делаешь? — Сестра всунулась в комнату, подозрительно глядя на ящик.
— Ничего, — ответил я. Выдвинув ящик, достал ластик, прикинулся, будто что-то стираю.
— Что ты стираешь? — спросила она, подходя ближе.
— Вот что, — я показал ей детально прорисованного червяка. — Только что стер «мне» во фразе «Помоги мне».
Моя сестра на червяка не смотрела: оглядывала комнату. Вынюхивала. Я тряхнул картинкой, чтобы привлечь ее внимание.
— Видишь? — Картинка ее по-прежнему не интересовала, но она приблизилась еще на шаг.
— Ты никогда не пускаешь меня в свою комнату. — Взгляд ее вернулся к ящику.
Снизу позвала мать: «Обед». Никто из нас не шевельнулся.
— Убирайся, — спокойно, ровным голосом сказал я. Повторил, только уже встав. Сестра отступила на шаг. — Вон из моей комнаты. — Я шагнул к ней, потому что это была моя комната, где сестра не имела никаких прав.
— Ты что-то там прячешь, не так ли? — Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. — Ты ничего не стирал на том рисунке, да?
Я сухо улыбнулся, понимая, что за обедом сестра будет долго и много об этом говорить. Но я так же знал, что эта болтовня может обернуться мне на пользу, потому что отвлечет мать от того, что сказала ей по телефону миссис Смарт. Я также знал, что сестра еще не въехала в ситуацию, а потому не представляла серьезной угрозы. Я медленно закрыл дверь, зная, что она стоит на пороге. В эту игру мы играли не раз и не два. Сестра становилась как можно ближе к двери, словно спрашивая меня, решусь ли я ударить ее по носу. На этот раз я ударил, легонько. Она заверещала так, будто я врезал ей кирпичом. Я запер дверь, потом сунул фотографию под матрац. Услышал, как мать торопливо поднимается по лестнице. «Хорошо, — мелькнуло в голове. — Будет о чем поговорить за обедом».
Я вплыл в кухню и занял свое место за столом. Меня переполняла уверенность в себе, поэтому я решил сразу перейти в наступление.
— Сегодня я испортил Нетти настроение, — признался я, дождавшись, когда мать поднимет голову. — Сказал ей правду. Что рисунки не очень хорошие. Нет, по раскадровке я, конечно, понял ее замысел, но вот качество — не фонтан.
Мать кивнула, положила мне на тарелку свиную отбивную. Сестра смотрела на морковку.
— Иногда с правдой надо быть очень осторожным. — Мать обращалась к нам обоим, как учительница на уроке.
— Да. — Я взял картофельного пюре. — Видно, я перестарался. Наверное, потому что злился на нее из-за раннего звонка. — Я посмотрел на сестру и пожал плечами.
Она скорчила мне злобную гримаску, словно слова о правде требовали от нее немалых жертв. Но я ее не смог провести, мою сестру. Она знала, как я умен. Что же касается матери… она просто улыбнулась. Думаю, порадовалась тому, что ей с такой легкостью удалось донести до нас еще одну истину жизни. Пододвинула ко мне миску с нарезанной кружочками свеклой. Я положил несколько на тарелку, уже зная, что о фотографии судьи разговор не зайдет.
После обеда мы втроем переместились в гостиную смотреть телевизор. Мне-то, конечно, хотелось побыстрее подняться наверх и найти более надежный тайник для фотографии. Я посмотрел на сестру. Она сидела на диване, глаза у нее слипались.
— Пойдем, дорогая, тебе пора спать. — Мама обхватила ее за плечи. — Пойдем.
Сестра глянула на меня. Волосы спутанные, глаза-щелочки, на щеке — отпечаток вышивки диванной подушки.
— Я не устала, — пропищала она, потирая красный цветок, отпечатавшийся на щеке.
— Знаю, что не устала, — добродушно ответила мать, но тебе давно пора спать.
Сестра отвернулась от меня.
— Пожелай брату спокойной ночи. — Мама повернула ее ко мне. Она улыбалась, глядя сверху вниз на сестру, провела рукой по волосам. Сестра сочно мне кивнула. Глаза у нее закрылись. Ротик стал совсем маленьким. Как у девочки на фотографии, что лежала под моим матрацем… почти таким же.
На всякий случай я просидел у телевизора еще час, прежде чем сказал матери, что иду спать. Я не сомневался, что теперь-то сестра точно крепко спит. «Да, а сегодня в восемь „Лоуренс Аравийский“». Блин! Мне нравился этот фильм. И мать это знала. А потому сочла бы странным, если бы я не переменил принятое решение. Зевнув, я остался у телевизора в поисках убедительного предлога. Мать вопросительно посмотрела на меня, помешав процессу.