Поезд отходит. Несмотря на усталость, не могу заснуть в относительно удобном кресле. Вокруг меня беснуются дети, на которых кричит их явно недоебанная мамаша; я так хочу, чтобы они все замолчали, но нет сил сказать хоть слово. Я проваливаюсь в какой-то обморочный сон, потом выныриваю из него и – как вовремя! – прямо передо мной появляется тележка со снедью, которую толкает перед собой молодой мужчина в синей униформе. Он не слишком зазывно рекламирует: «Соки, кофе, чай, сэндвичи, шоколад»… Я заказываю кофе по безбожно высокой цене. Пока он наливает кофе, я передумываю, прошу чай. Недовольно пожав плечами (я понимаю, что придется заплатить и за кофе, и за чай), наливает кипяток из чайника, выдает пакетик с чаем. Цена у чая тоже безбожная. Я предлагаю кофе соседям, те смотрят на меня подозрительно и отказываются, не поблагодарив. Я не знаю, что делать с кофе, пью чай, обжигаюсь. Ко мне подходит мальчик – из той группы, что шумела. Он просит кофе. Тут же подскакивает его чокнутая мамаша и, не говоря мне ни слова, истерично кричит на него: «Кофе – это только для взрослых, ты понял меня? Тебе его нельзя!» Вот так вырастают неврастеники с проблемами в личной жизни, думаю я. Может, я тоже выросла такая, ведь на меня нередко орали, мне запрещали, меня подавляли… Вполне возможно. Я как можно мягче говорю мальчику: «Твоя мама настаивает, чтобы ты не пил кофе. Она заботится о тебе и не хочет, чтобы у тебя были проблемы. Правда, она так кричит…» Мамаша, услышав это, злобно смотрит на меня и снова вопит: «Это не ваше дело, не надо за меня воспитывать моего ребенка!» Я отворачиваюсь от нее, пытаюсь закрыть глаза и задремать. Через минуту дети опять начинают кричать и бегать между сиденьями, психованная мамаша – орать на них. Я вздыхаю и закрываю глаза. Через час все станет спокойно, дети устанут и заснут, и я тоже. Проснувшись, я выпью остывший кофе и буду смотреть в окно на тоскливые российские пейзажи, проплывающие мимо: неухоженные деревни, пошарпанные города с их бедными и неприкаянными жителями. Тоска, тоска! Скорее бы вернуться в Москву. Там хоть не так заметна эта вопиющая бедность и неприкаянность, эта депрессия и черная меланхолия.
М впадает в ипохондрию
Вся эта история почему-то повлияла на меня. Я решаю больше не звонить Незнакомке. И с ужасом понимаю, что трахался с ней без презерватива. Мои волосы встают дыбом. Ну как можно быть таким беспечным? Всю ночь я плохо сплю. На утро встаю и несусь сдавать кровь и прочие анализы – мазок из члена. Для этого я отпрашиваюсь с работы, говорю, что заболел. Весь день не могу успокоиться. Не знаю, куда себя деть. Иду в кино, смотрю фильм про вампиров – полный бред. Через полчаса ловлю себя на том, что не слежу за фильмом. Кроме меня на сеансе лишь молоденькая парочка – они обнимаются в темноте, на самом последнем ряду. Когда я иду к выходу, краем глаза вижу, что девка сидит на парне и старается ритмично двигать бедрами. Я кидаю на них более пристальный взгляд, но они демонстративно не замечают его и продолжают. Проходя мимо работника кинотеатра, бросаю небрежно: «Там в пустом зале трахаются!» Неспешно выхожу на улицу. Мне некуда сегодня торопиться.
Анне снится странный сон
Наконец-то я дома! Разобрав вещи и даже не помывшись, валюсь на кровать и мгновенно засыпаю, не посмотрев даже на ноутбук… Я бы не пожалела, если в мое отсутствие в квартиру залезли воры и украли бы его вместе с остальными вещами… Но нет, все на месте, и он тоже, мой друг, мой заклятый друг и «любовник»: среди ночи, проснувшись от чего-то, я вижу его, молчащего и ждущего меня. Содрогнувшись, отворачиваюсь и пытаюсь заснуть. Спиной чувствую, как он смотрит на меня, ждет, зовет молчаливо, гипнотизирует. Но все-таки сон побеждает, через полчаса я засыпаю.
Ранним утром, перед самым пробуждением, мне снится странный сон. Я на дискотеке, вижу парня, моего бывшего бойфренда, который долго издевался надо мной, а потом бросил. Но я не могу разглядеть его лица, хотя смеюсь и смотрю прямо туда, где должно оно быть. Парень дает мне пощечину, но мне еще более смешно. Он отворачивается от меня и разговаривает с какой-то дешевой девкой, которая шарит по нему своим бесцеремонным взглядом. Я разбиваю стакан, беру большой осколок с острым краем, подхожу к нему и окликаю его. Он оборачивается. Я вонзаю в пустоту, туда, где должно быть его лицо, осколок с острым краем. Несмотря на громкую музыку, слышен визг девицы, стоящей за ним. Она, должно быть, видит то, чего не вижу я: мне в ответ раздается его смех, я снова и снова делаю колющие движения осколком, но попадаю в пустоту. Девица все вопит и вопит, и я хотела бы добраться до нее, помахать у нее перед носом моим оружием, но между нами – он, плюс этот туман, он тоже мешает. Я просыпаюсь – мне кажется, что я все еще в Питере, в дешевенькой гостинице на берегу канала Грибоедова. Я никак не могу понять, почему я не уехала отсюда и решаю, что сегодня мне точно пора уезжать… Стряхнув остатки второго сна, понимаю, что я в Москве, дома, и вздыхаю с облегчением.