Когда дядя зашел на нашу маленькую кухню, он немного испугался. Он думал, что сможет побыть здесь один. Он никогда не был любителем сборищ, быстро уставал от них, норовил спрятаться или сбежать домой. Увидев меня здесь, на табуретке, прижавшейся спиной к стене, с чашкой и маленьким куском черного хлеба, он удивился. Спросил: что такое? Я не могла ничего ответить. Он спросил еще раз: «Что, прячешься?» Словно я была виновата, что невольно раскрыла и его тайну, а то будто бы никто не знал, каков он! И какова я, странный ребенок, прячущийся от людей, играющий в свои тайные игры часами. Ребенок, любующийся на закат и мечтающий о жизни аскета. Из кухни я слышала голос отца – обожаемого отца – который что-то рассказывал восторженной публике. Отца, к которому я подчас боялась приблизиться. Он никогда не был расположен к нежностям, а мне так хотелось от него внимания. Поцелуй или хотя бы гладящий жест – как гладят собак или кошек – чтобы он так же провел сильной волосатой рукой по моим жидким волосикам неопределенного цвета… Дядя постоял еще несколько секунд около меня, потом подошел и посмотрел в окно, на сумерки, на алое солнце, которое через минуту-другую должно было исчезнуть. «Может, тебе свет включить?» Я не хотела никакого света, от него будет резать в глазах и вся магия исчезнет, мне нравилось сидеть в сумерках. Я покачала головой и подумала: «Нет, не надо, лучше уйди». И он ушел неохотно, обратно к тому шуму, от которого сбежал. Я понимала дядю, понимала, что ему было некомфортно там, в той многоголосой компании, где царил папа. Но я и злилась на него, потому что удел взрослых – так я тогда думала – сидеть за шумным столом, а не прятаться в сумерках, как мечтательные дети.
Неожиданно, в темноте своего выключенного монитора, я вижу двух девочек, выглядящих почти одинаково. Одной 8 лет и она сидит в полумраке кухни с коркой черствого хлеба и чашкой кипяченой воды. Второй девочке на двадцать с лишним лет больше, но она все равно девочка, пусть не такая маленькая, ведь у нее на лобке торчит пучок жестких волос, острые собачьи груди тоже торчат и немного трясутся… Эта старая девочка тоже мечтает отрешиться от всего, стать аскетом, но ей сложнее, так как она в аду, в преисподней, наполненной мониторами, кабелями, проводами и прочими механизмами. Первая девочка как сидела, так и сидит на кухне со своей водой и коркой, а вторая девочка идет по темному лесу, ей надо пройти его до конца, на ней легкое платье, ей скоро станет холодно. Первая девочка кидает теплое красное пальто второй девочке, она подхватывает его, надевает и идет дальше, вглубь леса.
Очнувшись от этого сна, я тру глаза и пытаюсь понять, правда ли я сошла с ума или это просто кратковременное помешательство. Наверное, мне надо хорошенько поспать.
М обсуждает вопросы анонимности с Валерой
– Ты только это… Ну, никому не показывай больше это видео, ладно?
– Да ну что ты! Я же твой друг!
Мы сидим все в том же кафе на Лубянке и обсуждаем случай с видеоклипом, который он мне недавно прислал. Валере неловко, мне тоже, как будто он узнал что-то, что я не хотел открывать.
– Ты, это, не дрейфь насчет того видео… Может, это она, сучка, сняла его как-то и слила в сеть?
Валера старается меня подбодрить, но мне наплевать, кто за этим стоит. Я и без него уже понял, что где-то за зеркалом в ванной у моей Незнакомки была спрятана маленькая видеокамера. Именно оттуда велась съемка, она смотрела прямо в нее несколько раз. Вот шпионка! Найти бы ее. Но я не могу до нее дозвониться уже который день, словно она чувствует, что именно я скажу, возьми она трубку. Наведаться бы к ней в гости! Я нигде не сохранил ее адрес, она продиктовала мне его во время первого звонка, я записал название улицы и номер дома и квартиры на клочке бумаги, который не могу найти. Второй раз, когда я звонил ей, она также продиктовала адрес, я сказал его таксисту, он запомнил, а я нет. Конечно, я могу попробовать найти ее дом по памяти, хотя не уверен, что у меня это получится. Доев свое мясо по-французски, Валера оживляется:
– А хорошо ты ее делал! Горячая она телка, да?
– Горячая, – признаюсь я и краснею, вспомнив полосы на ее теле. У меня встает от этого воспоминания, в нос ударяет запах травы и ощущение улиточьей слизи, кровь приливает к лицу, член пульсирует. На миг я как будто отключаюсь…