– Эй… Ты чего? Все нормально, а?
– Да, да. Не волнуйся. Давление скачет в последние дни.
– А, понятно. У меня тоже что-то голова болеть стала часто.
– Магнитные бури, видимо.
Анна рассказывает, каково это – достичь самого дна
Могу похвастаться: у меня новый рекорд – я почти месяц смотрю исключительно видеоклипы моих «панд». Ничего более возбуждающего я так и не смогла за это время найти. Я смирилась с этим, как смирилась с тем, что я – порноманка и, возможно, навсегда останусь такой. На волне своей опустошенности я пересматриваю триеровскую «Нимфоманку» и рыдаю, особенно тогда, когда она говорит о себе с гордостью: «Я не sex addict, я нимфоманка! И всегда буду такой, и я люблю себя такой, в отличие от вас…» Это та сцена, когда она приходит в группу анонимных нимфоманок, или сексуальных маньячек. Еще меня трогает сцена, когда нимфоманка находит «свое» дерево, одиноко стоящее на горе… На этом моменте я просто захлебываюсь слезами и не понимаю, что на меня находит. Мне кажется, что это и я тоже – такая же худая, носатая и чокнутая, стою на горе и любуюсь сквозь слезы одиноким, скрюченным деревом.
Мне так хочется забыть об этом, забыть, что у меня есть такой отзывчивый клитор, забыть, что я порноманка, законченная онанистка с крючковатыми старушечьими пальцами! И мне далеко до триеровской нимфоманки – она одержима сексом, а я одержима всего лишь призраком секса, его изображением, которое я вижу на экране. И это гораздо хуже, потому что нимфомания подразумевает хоть какой-то, пусть усеченный, но все же контакт с миром, а порномания – нет. Мне не нужен никто, мне нужно лишь изображение, слабая тень секса, человеческих отношений, которых я так боюсь и в которых потерпела полный крах… В какой-то мере я уже не человек, а существо, нечто, кому не нужен другой живой человек. Мне нужен лишь намек, слабая тень человека и человеческого, которую я вижу на мониторе моего компьютера, всецело подчиняющего меня виртуальности, то есть тому, чего нет, тому, что на самом деле не существует. Я днями не выхожу на улицу и почти не страдаю от этого. Я могу обходиться без общения – в этом я почти сверхчеловек. Мне достаточно виртуальной вселенной, в которой я могу делать что хочу. Например, смотреть порно и онанировать под него – почему бы и нет? Каждому свое. Казалось бы, если я выбрала это сама, по своей воле, и ни к чему больше не стремлюсь, я должна быть счастлива, я должна радоваться жизни, правда? Но я не нахожу себе места, потому что деградирую, даже больше – проваливаюсь в пропасть. Я спокойно смотрю на себя со стороны и наконец понимаю, что достигла того самого дна, о котором так много думала и которого так боялась. Вот оно, мое дно, мой тупик, я чувствую его и не вижу ничего, что могло бы мне помочь. И меня это не особенно пугает. Я просто ставлю себя перед фактом. Никакого отчаяния, все обыденно, словно я ученый, проводящий эксперимент, за которым скоро последует другой.
М заманивает ворону
В этот морозный солнечный выходной день я остаюсь дома и замечаю ворону, которая сидит на голой ветке дерева недалеко от моего окна. Я открываю окно и кладу на подоконник кусок сыра. Ворона начинает волноваться. Она хлопает крыльями, надсадно каркает. Я ухожу в ванную ― принять душ и, возможно, заняться онанизмом. Выйдя из душа (я все-таки не онанировал), я вижу, что сыра на подоконнике нет, как и самой вороны. Я закрываю окно и иду готовить себе поздний завтрак. Уже час дня, и, думаю, я точно не выйду сегодня на улицу. Позавтракав, я сижу и тупо пялюсь в монитор: смотрю, что пишут, точнее постят, френды в «Фейсбуке» и «Вконтакте» – у меня и там и там есть аккаунты с примерно одинаковым количеством друзей, около 50 человек. Снова слышу карканье – это она, я уверен. Я открываю окно и кладу на подоконник второй кусок сыра, но не отхожу от окна несмотря на холод. Ворона волнуется, кружит и каркает, боится приближаться. Я неплотно прикрываю окно и перемещаюсь на кровать, проваливаюсь в дрему. Через некоторое время просыпаюсь, резко подскакиваю в непонятном испуге и вижу ворону на подоконнике. Держа в клюве сыр, ворона вспархивает и улетает на дерево. К ней присоединяются другие вороны, которые хотят, чтобы она поделилась с ними сыром. Она не хочет делиться и перелетает на другое дерево. Вороны преследуют ее. Ворона с сыром отлетает все дальше от моего окна, пока совсем не скрывается из виду. Другие вороны следуют за ней.
Анна записывает на диктофон что-то очень важное