– Почему вы позволили себе погрязнуть в безысходности, Гейбриел? Вы могли бы подняться, какое бы бремя ни лежало на вас. С каждым человеком, когда он входит в жизнь, случается какая-нибудь беда. Я надеялась, что из вас выйдет что-то стоящее.
Ее замечание укололо его. Но она не поняла этого, и он не стал унижать себя попыткой объясниться.
– Возможно, такой результат был предопределен моей родословной.
Она покачала головой. Губы ее были соблазнительно влажными от поцелуя. Его возражение прозвучало фальшиво даже для него самого.
Он понимал, что невозможно винить своих предков в изломах его темной натуры. Скандальная жизнь его семьи только усилила действие полученных в юности уроков любви и страсть к жизни, которую он унаследовал от своего родного отца. Какое-то время его возмущали те узы, которыми связали себя его двоюродные братья, и он скрывал свою зависть за насмешками и соперничеством, хотя и надеялся, что когда-нибудь станет им ровней. Никто из его лондонской родни не знал толком о его детских муках. Многие годы он предполагал, что они не спрашивают потому, что не испытывают никакого интереса к тому, как он выжил.
Но теперь, когда он был принят в семью как положено, он понял, что родня скорее уважала его самостоятельность, чем выказывала равнодушие. Он пришел к выводу, что если бы его гордая мать-француженка попросила о помощи после смерти его отца, Боскаслы предложили бы ей помощь без всяких колебаний. Но его мать стыдилась и боялась, что Боскаслы станут презирать ее за то, что она вышла замуж слишком скоро после смерти Джошуа. Жаль, что Гейбриел не знал тогда, что Боскаслы ни в коей степени не были людьми лицемерными.
Чрезмерно страстными – да, но крепко спаянными и преданными друг другу. Он не стыдился, что принадлежит к этому роду.
Он хмуро посмотрел на нее:
– И кем же я стал, по вашему мнению? Говорите откровенно.
– Не знаю. Вероятно, вам лучше посмотреть в зеркало и спросить у самого себя.
– Только не в такую рань, дорогая.
– Уже два часа дня.
– Только-то? Я проспал бы еще часов пять. Давайте поспим вместе.
– Вы были кавалерийским полковником, – сухо сказала она. – Вы что же, воевали только по ночам?
– Нет. – Он посмотрел на нее с прямотой. Он не мог сказать ей, что начал меняться к лучшему перед Ватерлоо и что необъяснимым образом начал возвращаться в себя худшего после последней битвы. – А вы? По-прежнему остаетесь образцом, который заставлял ослепнуть от любви каждого молодого человека в Хелбурне?
– Не думаю.
– Ну, вряд ли вы этого не знаете, судя по вашей внешности. – Он замолчал. Она должна осознавать свою красоту. – Я слышал о вашей потере. Какая жалость!
Она уставилась на него, лицо у нее было замкнутое, и внезапно он пожалел, что заговорил об этом. С ней было слишком легко разговаривать. Он увлекся приятным разговором, сам того не замечая. Но теперь, когда он заговорил о смерти того, кого она любила, вид у нее стал отчужденный, огорченный.
– Ничего страшного, – неловко сказал он. – Я тоже потерял много друзей в прошлом году.
Она кивнула, оглянулась.
– Я слышу двуколку у ворот. Где ваш плащ?
– Я отдал его своей лошади.
– Ах, Гейбриел.
– Все остальное было очень грязное.
– Что мне с вами делать?
Он расчесал пальцами волосы и вскочил на ноги всего лишь за мгновение до того, как энергичная пожилая дама вошла в конюшню.
– Возьмите ваш плащ, – прошептала Элетея, – и не говорите ей о том, что сейчас произошло.
Глава 8
– Ах вот вы где, Элетея, – раздался у дверей веселый голос. – Мне следовало знать, что вы будете на конюшне. И как здесь чисто! Вижу, наш новый сосед усердно потрудился. Приятно будет видеть, как этот старый дом снова станет таким, как прежде. Этот выгон просто просит, чтобы на нем паслась парочка чистокровных лошадей, и, конечно же, кавалерист будет гордиться…
Кэролайн Брайант, жена викария, приветливая белокурая женщина в коленкоровом платье и капоре, подвязанном под двойным подбородком, тараторила с такой неукротимой энергией, что казалось – ее вовсе не беспокоит то, что новый хозяин дома провел ночь на конюшне. Из того немногого, что знал Гейбриел, он сделал вывод, что Хелбурн славится своими беспутными владельцами, так что в его поведении, вероятно, не было ничего странного.
Он незаметно протянул руку и подобрал хлыст, оброненный Элетеей.
– Это ваше, – сказал он с затаенной иронией. – Я не стану спрашивать, для чего вы его используете.
На миг ему показалось, что она не заметила этой насмешки. Потом с улыбкой она взяла хлыст и ответила тихо:
– Это тайное оружие, чтобы держать под контролем моих соседей.
Он усмехнулся в ответ:
– Никому не известно, когда и каким способом придется поддержать дисциплину.
Гейбриел оперся о связку сена и чуть не потерял равновесие. Элетея схватила его за рукав, взглянув на него с укором, а потом, угрожающе нахмурившись, оттолкнула от себя. Жена викария болтала, ничего не замечая. Он мог бы сказать им обеим, что положение его безнадежно, вне зависимости от того, офицер ли он кавалерии или нет. Добродетели Гейбриела умерли до того, как ему исполнилось пятнадцать лет. Во время войны, участвуя в подрыве моста через Эльбу, он сам чуть не стал призраком. Ему чуть не пришлось остричься наголо, потому что ему опалило волосы, и он получил ужасный шрам на шее. Он действительно походил на дьявола, как его называли французские офицеры.
Он заморгал, внезапно поняв, что жена викария только что провела рукой по его лицу. Он не знал, то ли она утешает его, то ли пытается вызвать его из мертвых, и с трудом выдавил из себя слова.
– Вы что-то сказали, сударыня? – прохрипел он.
– Мы счастливы, что живем вдали от злых влияний нашего времени, – повторила она голосом искренним, но слишком громким – от этого голоса в голове у него загудело.
Он скосил на нее глаза.
– Вы имеете в виду Лондон? Да, порочный город. Разрушает человека. Я только что оттуда.
Она кивнула.
– Здесь, в деревне, мы живем верой, любовью, милосердием.
– Аминь, – сказал он, заслужив очередной подозрительный взгляд Элетеи: что он собирался сказать? – Значит, начнем пахать.
Миссис Брайант застыла, уставившись на него. Он заметил, что Элетея закатила глаза. Наверное, он сказал что-то не то.
– У нас, сэр Гейбриел, пашут в октябре.
– Ах да. Я забыл. Значит, мы начнем в сентябре. – Хотя он вовсе не собирался так долго сидеть в этом болоте. – Чтобы опередить остальных, которые будут ждать до октября.
Элетея одарила его лукавой улыбкой.
– Именно в сентябре мы занимаемся молотьбой.
– А нельзя ли молотить раньше?
Он уставился на ее губы. Ее глаза смотрели на него насмешливо. Если она даст ему новую возможность, он не просто поцелует ее – он зайдет гораздо дальше.
– Только в том случае, если вам известен способ, как заставить зерно созреть раньше этого времени. – Она замолчала, и ему захотелось снова притянуть ее на солому. – Он вам известен?
Гейбриел усмехнулся:
– Если я отвечу «да», вы сочтете меня полным идиотом, не так ли?
Она рассмеялась:
– Сочту.
– Я не фермер. – Он пожал плечами. – И никогда им не был.
Элетея изучала его глазами.
– Быть может, вы не фермер, но у вас есть арендаторы, и они-то как раз фермеры. Положим, их осталось немного. Но ответственность за тех немногих, которые остались, лежит на вас.
Он покачал головой:
– Я их даже не знаю.