Карина нахмурила брови. Второй раз? Великоцкая ничего не понимала. Только ощущала обретшим в последние дни особенную чуткость сердцем: этот забулдыжка гораздо ближе Андрею, чем она. И, возможно… дороже.
— А тебя, старик, по телику крутят, словно звезду какого бляндамета. Вот что скажу: зря ты с ними связался, Андрюша. Не дадут они тебе спокойной смерти.
— Я у тебя переночую.
— Живи, сколько надо. Хоть один, хоть с дочкой. Не о том речь. Я за тебя беспокоюсь, братишка. П-п-пе-реж-живаю. Ты вот думаешь, небось, что кого-то ловишь, а они сами тебя схавать норовят.
— Я сейчас к Броману подобраться хочу.
— К господину Сухостою в очках? Никола Бромана терпеть не мог. Он ему в качестве этого… наследства от Лагутичей достался.
— Чего ж его Николай не того…
— В расход — на пенсию? Может, боялся, что Сухостой разгласит какую-нибудь важную семейно-коммерческую тайну. А может… Знаешь, как Никола о заме говорил? "Дерьмо! Но очень высокого качества". В смысле — профессионал своего бухгалтерско-мошеннического дела.
— Вот я его и хочу тряхнуть…
С серьезностью пьяницы, решающего судьбу мира, Андрей принялся излагать другу очередной нелепый криминальный план. Серый важно кивал в такт нетвердо ступающим словам. Карина внутренне прямо-таки… "чешуею звенела".
Два проспиртованных придурка! Не знаешь, какой из них смешнее. Рембо он и в России Рембо.
Пистолет есть — ума не надо. Додумался советоваться с опустившимся алкашкой! Да завтра же возле пивнушки Серый все с тем же видом побитого Наполеона станет рассказывать сосущим горячительное из горла: "Он сейчас у Бромана…
Ну, этот парень, которого, как бляндамет, по телику крутят… Андрюха…" Одна надежда, что осоловевший хозяин не понимает и половины из бредней разоткровенничавшегося друга. Словно стремясь подтвердить это и успокоить девушку, лохматый мужик брякнул невпопад:
— У меня за тебя душа болит.
Так же, не слыша собеседника, Андрей гнул свое:
— Найти бы его слабое место. Понимаешь?
— Бабы! — Серый наконец вник в нудение товарища. — Вот самое… Что-то я тебе рассказать хотел… Забыл… Была историйка… клубнично-перцовая. Кто-то кому-то трепку устроил. То ли Первая Вторая Страшиле… То ли та ей синяков понадарила… Или они вместе лупцевали… Нда… У Бромана ведь тоже своя слабость в виде неизрасходованной мужской силы имеется. Посмотришь на него — подумаешь, что он со счетной машинкой в обнимку спит. Но-о-о… Господин Сухостой квартирку содержит.
— Девку.
— Квартиру! — Палец опять воткнулся в воздух. — Девки меняются, а она, в смысле жилая площадь, остается. Запомни: Разина, 25, 25.
Невер парнишку нанял за Сухостоем проследить… что-то на него накопать хотел, а попутно сексуальное открытие сделал. И вот что я тебе скажу… — Сергей подался вперед и тяжело задышал. Андрей тоже нагнулся через стол, даже Карина замерла, ожидая услышать наконец-то полезную информацию. Однако Серый пару раз мигнул, точно увидел на кухонной полке среди тарелок с отбитыми краями тайный знак, и медленно повернул голову к двери. Раздался скрежет ключа в замочной скважине. Хозяин с неожиданным для пьяного проворством вскочил и сунул недопитую баклажку в угол за плитку.
Схватил пылившуюся у умывальника пустую бутылку и водрузил ее на стол.
— Фараонша моя явилась, — прошептал мужик. — Любит покричать. Но вы того… особого внимания не обращайте. Я здесь хозяин.
Последнее слово упало с приглушенным вызовом, и Карина заподозрила, что Сергей, как раз наоборот, перебивается в доме на правах приживалки.
— От женщин вся отрава… — кивнул себе он, отодвигая подальше стопку.
В ту же минуту на кухню заскочила крепко сбитая женщина. Ее лоснящееся от дешевого тонального крема и пота лицо дергала гримаса недовольства. Обведенные черными жирными стрелками глаза метали молнии. Кажется, даже круто завитые кучеряшки на голове, шевелились устрашающе. Видимо, Фараонша еще за дверью учуяла, чем занимается благоверный, и настроилась по-боевому. Впрочем, скорее, выпивка с ужасающей точностью входила в расписание Серого, и хозяйка неизменно возвращалась домой с темным грузом предчувствий и усталости.
— Здравствуйте, — улыбнулся Андрей.
— Вот, Надя, знакомься. Друг юности и его…
Сергей растерянно взглянул на Карину. Видимо, он уже успел подзабыть, кто Андрею смуглянка: баба, подруга или дочь. Однако Надя освободила супруга от решения сложной задачи, взвизгнув ненавидяще:
— Опять налакался, скотоняка!
— Был повод, Надяша… Я же объясняю. Друг приехал погостить.
— Погостить?! — еще сильнее взвизгнула Надя и наконец обратила свой взор на Андрея. — Это где же он собирается гостить? Я тебя спрашиваю!
— Ну как где? — Сергей выглядел смущенным и растерянным. — У нас. Я обещал…
— Ax, он дал слово, пьянота. А дочь ты где положишь? В ванной или на балконе?
— Ну она-то у бабушки пока. У этой добрейшей женщины, в меру своих слабых сил настраивающей дочь против отца.
— Не смей трогать мою маму, скот! Она меня с первого дня предупреждала, какого счастья ты кузнец. Никогда не прощу себе, что не послушалась ее.
— Я тоже никогда не прощу этого Серафиме Львовне.
— Не смей уродовать мамино отчество, подонок! Как же ты мне надоел со своим дешевым прикалыванием! Значит, так. Выпроваживай этого выпивоху с его малолетней шлюшкой. Быстро!
Рука Дяши метнулась в сторону двери. Полузвериным женским чутьем Надежда, в отличие от дурачка мужа, сразу унюхала, что эти двое не родственники друг другу. Карина густо покраснела: обидное слово больно хлестнуло по щекам.
Девушка надеялась, что Андрей поставит грубиянку на место, но тот молчал, тупо уставившись в пустую стопку.
— Вот отрава, — процедил Сергей. — Сказано же тебе: людям перекантоваться негде. На пару дней. Они ж не на неделю заселяются.
— Ни на час! Пусть сейчас же убираются из моего дома! — Дяша вопила с бесцеремонностью человека, закаленного в семейных баталиях.
— Ну он-то мой… Квартиру мне как афганцу дали.
— Ох-хо-хо! Народный герой! Да ты бы пропил ее давно с такими вот лакателями, если бы не я. О дочке бы подумал! Я как лошадь ломовая на стройке пашу. Выходных не вижу. А ты на заднице сидишь и лакаешь, лакаешь, лакаешь!
— Я инвалид.
— Почему пьешь тогда?! Я уже вытянулась, а тряпки себе лишней купить не могу.
Неожиданно Надя заплакала. Рыдала она тоже громко и самозабвенно. Точно хорошая горная река бурлила. Сергей виновато поморщился, почесал затылок. Боком подошел к жене и осторожно положил руку на ее крепкое плечо:
— Ну, Дяша… Перестань… Что ты в самом деле?
Кучеряшки обиженно затряслись. Хозяйка продолжала всхлипывать, громко хлюпать носом, тереть, размазывая ленинградскую тушь, глаза.
— На одну ночь только-то… Дяша…
Та резко вскинула голову. Обычно после слезоизвержения женщины слабеют и мягчеют сердцем. Однако Надя словно набралась сил за несколько минут рыдания.
— Пусть немедленно убираются! Не то милицию вызову! Как же мне эти пьяноты надоели!
Всю кровь выпили!
При слове «милиция» Карина испуганно сжалась. Девушка не сомневалась: если непрошеные гости не ретируются, Надя схватит полной рукой телефон и вызовет подмогу в лице правоохранителей. Кажется, это понял и Андрей. Он тяжело встал.
— Ладно, братишка, вижу, проблемы у тебя покруче моих. Бывай.
Сергей тоже поднялся, согнутый, худой, беспомощный:
— Куда ты? Тебе же кислород совсем перекрыли.
— Что-нибудь придумаю.
— Да не обращай ты внимания на Фараоншу…
— Ничего. Все в порядке, — теперь уже Андрей успокаивающе положил руку на плечо друга, улыбнулся и направился к двери.
Сергей поплелся за уходящими гостями с видом пса-бродяги:
— Ты вот что… езжай сейчас на улицу Свободы, дом 45, квартира 117. Там Клим Волох живет.
Художник и вообще мировой мужик. У него много всякого люда бывает. Скажешь, что от меня…
С кухни им вслед неслось раздраженное звяканье кастрюлек и сковородок.
Услышав слово «художник», Карина несколько приободрилась. Ей совсем не хотелось попасть еще к одному Серому в загаженную квартиру, где за мусор рискуешь зацепиться и растянуться во весь рост. Да жди, что налетит с беспощадными крепкими кулаками Фараонша. В голове Карины, как пламя, бились мерзкие ругательства, подслушанные у женщины с прекраснейшим именем — Надежда. Скотоняка! Пьянота! Подлец! У-у-х! Как хотелось излупасить ими спутника! За то, что он привел ее к хроническому алкоголику и по-свински напился сам. За то, что Дяша, наслаждаясь собственной безнаказанностью, обозвала принцессу Рину девкой Андрея. За то, что это не правда.