Она пожимает плечами.
— У таких людей, как мы, никогда не может быть нормальной жизни, но мы находим свою собственную версию нормальности в хаосе.
И чем больше я наблюдаю за ней, чем дольше она со мной — интересно, понимает ли она, что именно такой она станет для меня? Моей нормой в пределах хаоса.
— Я бы никогда не удовлетворился нормой.
— Моя нормальность — это мой бизнес и кровавая бойня моего брата, — смеясь, она наклоняет голову. Её смех звучит так чуждо, беззаботно, как песня какой-нибудь экзотической птицы, которую я бы с удовольствием посадил в клетку и заставил петь. — Это не обязательно должно быть ужасно.
В её глазах мелькает искорка уязвимости, и если бы у меня была совесть, она вполне могла бы вызвать у меня сочувствие к ней. Она любит своего брата, и в какой-то момент я вспоминаю, каково было быть маленьким мальчиком на коленях у матери, но эта нежность быстро сменяется болью от потери того, кто тебе дорог. Любовь — это эмоция, которую ты не можешь контролировать… Я провожу пальцами по ране на горле Камиллы, моё сердце странно колотится в груди.
— Такая порочная малышка, — говорю я, — и всё же ты способна любить. Так интересно.
Она склоняет голову набок, изучая меня.
— Это тебя разочаровывает?
— Может быть, — я делаю глоток виски, переключая своё внимание на телевизор. На сегодня достаточно задушевной беседы.
Смеясь, она похлопывает меня по бедру.
— Не волнуйся, это то, что предназначено только для Габриэля.
Я наблюдаю за картинками войны, мелькающими на экране, мои пальцы танцуют по её бедру.
— Ты можешь позвонить ему, знаешь ли… — возможно, это предложение мира, а возможно, что-то для моего собственного развлечения — понаблюдать за её реакцией, когда она заговорит с ним.
Повисает долгая пауза. Я чувствую, что она смотрит на меня, но я не смотрю в её сторону.
— Потому что, — наконец выдыхает она, — я не пленница…
Я правда верю, что у неё идёт настоящая внутренняя война. Она решила остаться, и всё же она должна убедить себя, что она не пленница. Чтобы ответить на её вопрос, я достаю из кармана сотовый и протягиваю ей.
И я спрашиваю себя: зачем я на самом деле это делаю?.. Возможно, я забочусь о ней больше, чем признаю.
Возможно — ключевое слово.
Глава 9
КАМИЛЛА
Я беру у Ронана телефон, колеблясь, прежде чем набрать номер Габриэля. Он звонит несколько раз, прежде чем брат берёт трубку.
— Привет?
— Гейб.
— Камилла, — выдыхает он. — Ты всё ещё с этим ёбанным Русским?
— Да.
— Какого хрена ему нужно? — спрашивает он.
Мой взгляд скользит к Ронану, сидящему на диване с сигарой во рту. Тонкая струйка дыма проплывает перед его лицом, когда его глаза встречаются с моими и сужаются.
— Я… Я не знаю.
Я снова чувствую себя разорванной на части. Мы с Ронаном превратились из врагов в любовников, в обоих одновременно. И сейчас… Я даже не вижу линий фронта, которые когда-то были начертаны кровью. Так легко забыть обо всём, кроме Ронана и опьяняющей силы, которая кружится вокруг нас, когда мы вместе, но слышать голос Гейба… Мой брат напоминает мне, в чём должна заключаться моя преданность, и о моём собственном предательстве, когда я испытывала что-то к Ронану. Ронан наблюдает за мной, как ястреб, и мне кажется, что он может видеть мои эмоции, поэтому я отворачиваюсь от него.
— Как дела? — спрашиваю я Гейба, меняя тему.
— Лос-Зеты чертовски сумасшедшие, — вздыхает он. — Они скачут на моём члене и… — он мгновение колеблется. — Я слышал, что Себастьян сейчас в Мексике, ведёт с ними дела, — моё сердце бешено колотится о рёбра.
— Уходи, — говорю я, обрывая его. — Если он найдёт тебя…
— Ах, пускай он найдёт меня, — он сплёвывает. — Грёбаная шлюха. Я перережу ему горло и помочусь на его труп, Мила.
— Габриэль, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
— Что? Хочешь, чтобы я сбежал? Ай, ай, ай… Он убил нашу семью. Этот долг всё ещё должен быть выплачен!
Я сжимаю переносицу и пытаюсь замедлить дыхание.
— Габриэль, я приказываю тебе покинуть Хуарес.
Он фыркает.
— Да, и ты в таком положении, что можешь приказывать что угодно… ёбанный Русский.
— Гейб, ты грёбаный мудак! — кричу я, но связь обрывается.
Я смотрю на экран, наблюдая, как он дрожит в моей трясущейся руке. Я пытаюсь перезвонить, но написано, что номер недоступен. Моё сердце колотится от очень реального и инстинктивного страха. Габриэль и я, мы живём определённой жизнью. Мы признаем, что смерть придёт за нами в какой-то момент, но, если он отправится за Себастьяном Кортезом, это будет самоубийством. Он не сможет справится с ним. С тех пор как он убил мою семью, он стал одним из самых могущественных людей в Южной Америке. Он убил моего отца, мою мать, моего брата — и всё это для того, чтобы украсть нашу наркоимперию. Я принимаю смерть, но я не потеряю ещё одного брата из-за этого человека. Гейб — это всё, что у меня осталось.
Мои пальцы сжимают телефон в руке, и я поворачиваюсь лицом к Ронану.
— Мне нужно ехать в Мексику, — говорю я и спешу к двери.
— Стоп! — произносит Ронан, и от глубины его голоса у меня по спине пробегает дрожь.
Я поворачиваюсь к нему лицом, медленно отступая назад.
— Я твоя пленница или нет, Ронан?
— Ты решила остаться, — он улыбается.
Мой гнев поднимается, как волна.
— Для тебя, Ронан! Как равная тебе, а не как пленница. А теперь я нужна моему брату, так что я ухожу.
— Ты слишком высокого мнения о себе, Камилла. Ты веришь, что ты — это то, чем ты не являешься.
Я сжимаю кулаки, мои ногти впиваются в ладони.
— Пошёл ты, Ронан, — я поворачиваюсь и выбегаю из комнаты в его крыло дома.
Я иду прямиком к шкафу, распахиваю ящики, вытаскиваю наименее претенциозную одежду, какую только могу найти, и запихиваю её в кожаную сумку, спрятанную под вешалками с платьями. Единственная мысль, которая сейчас у меня в голове, — это то, что Габриэль встретится лицом к лицу с Себастьяном Кортезом. Этот человек — бугимен, персонаж моих ночных кошмаров, тот, кто украл наши жизни и вынудил нас выйти на улицы Мексики.
Ноги Ронана шлёпают по полу. Я чувствую, как он маячит у меня за спиной, ощетинившись от напряжения.
Я застёгиваю молнию на сумке и перекидываю её через плечо. Когда я собираюсь пройти мимо него, он встаёт у меня на пути, загораживая дверь. Его глаза встречаются с моими, ледяные и жёсткие. Неужели он всегда был таким холодным, таким непримиримым?
Он хватает меня за челюсть, сжимая так сильно, что я понимаю, у меня останутся синяки.
— Расскажи мне, что случилось, — его тёплое дыхание овевает моё лицо, когда он изучает меня, как хищник, умертвляющий добычу.
— Габриэль вот-вот даст себя убить. Мне нужно ехать.