– Прекрати болтать об убийстве. Я сейчас же поеду… Я привезу…
Но Джулиан, похоже, ее не слушал. Взгляд его застыл. Он уже видел, как Пэйшенс вешают.
– Твоя нежная шейка…
– Нет! Умоляю, замолчи!
Пэйшенс прижала пальцы к его губам, словно пытаясь прервать ряд жестоких картин.
– Хрустнет и… – продолжал он. Она в отчаянии взмахнула руками.
– Да выслушаешь ты меня наконец?
И хотя взгляд Джулиана был устремлен на лицо Пэйшенс, он, казалось, смотрел сквозь нее.
– Эти… восхитительные, изящные руки и ноги беспомощно задергаются в воздухе…
Он решил окончательно сломить ее, довести до безумия. Теряя самообладание, Пэйшенс схватила его за плечо и встряхнула.
– Слушай меня, подонок с черной душой! Я не убийца! – закричала она. – Не убийца!
Крик перешел в судорожные всхлипывания.
Джулиан Феникс не ответил ей. Губы его посинели, грудь больше не вздымалась.
Казалось, воцарившееся молчание таит в себе насмешку над ее истерическими криками протеста.
Глава 1
Март, 15, 1810
Свенкотт, поместье графа Рэмскар
– Если тебе так хочется нанести визит лорду и леди Паунинг, это без меня.
Фаулер Ноуден бросил сердитый взгляд на младшую сестру, которая стояла к нему спиной, всем своим видом демонстрируя непреклонность, и принялся мерить шагами комнату. Предлагая это, он знал, что Мередит наверняка откажется провести вечер в компании их ближайших соседей. И все равно не собирался легко сдаваться.
– Мередит, – начал он, мысленно готовясь к вспышке гнева и слезам. – Вот уже одиннадцать лет ты являешься хозяйкой Свенкотта. Сколько раз за это время ты обращалась к леди Паунинг? Сколько раз приглашала их с лордом Паунингом к себе в дом?
Мередит опустила голову. Ее светло-каштановые волосы были собраны высоко на затылке, открывая точеный изгиб шеи. В свои без малого двадцать четыре года сестра жила как затворница. Нахлынувшие угрызения совести оставили в душе графа неприятный осадок, как после несъедобного ужина. Он винил себя в том, что все так сложилось, и твердо решил исправить упущение.
Фаулер Ноуден подошел к сестре сзади и положил руки на плечи, желая утешить. От прикосновения она вздрогнула. Это задело его до глубины души.
– Прошло уже одиннадцать лет. Пора отпустить прошлое.
Прежде чем она успела сбросить его руки, Рэмскар почувствовал, как задрожали хрупкие плечи.
– Отпустить? – повторила она. – Может, ты и способен забыть прошлое, дорогой брат. Мне же приходится сталкиваться с ним всякий раз, когда я смотрюсь в зеркало.
Показывая больше характера, чем за последние шесть месяцев, Мередит резко повернулась и смело взглянула ему прямо в глаза. Она превратилась в настоящую красавицу. Роста она была небольшого и едва доставала ему до плеча. Светло-каштановые волосы она унаследовала от отца, а грустные синие глаза напоминали Рэмскару об их матери. Но, глядя в зеркало, Мередит не замечала свою природную красоту, а видела только ужасные шрамы, покрывавшие правую щеку и шею. Эти шрамы постоянно напоминали ей о случившемся в доме одиннадцать лет назад пожаре, из которого ей удалось спастись.
Рэмскар выдержал ее взгляд.
– Я никогда этого не забывал. В ту ночь я тоже был там. Если помнишь, это я вынес тебя из комнаты и погасил огонь, пожиравший твою ночную сорочку.
Он посмотрел на свои руки. Не у одной Мередит остались шрамы после пожара, унесшего жизнь их матери и сестры-двойняшки Мередит.
Иногда по ночам его до сих пор мучили кошмары. Рэмскару тогда было пятнадцать, и он самонадеянно возомнил себя вполне взрослым джентльменом. Его близкие друзья – Холт Кэдд, маркиз Бишмор, Таунсенд Лидсоу, виконт Эверод, и будущий герцог Солити, Фэйн Карлайл, маркиз Теммз – все они принадлежали к классу состоятельных и привилегированных аристократов. Они были крайне безрассудны, чуть что пускали в ход кулаки, а не мозги, и не боялись никого – ни человека, ни зверя.
Отец ни в чем не ограничивал пытливую натуру Рэма, из-за которой тот постоянно попадал в авантюры и передряги. Бывший лорд Рэмскар был джентльменом старой формации, он считал, что для мужчины любовные утехи – занятие естественное и необходимое, в то время как трепетную благовоспитанную даму следует оберегать от греховных порывов и низменных желаний. С этим мнением Рэмскар был категорически не согласен, потому как, скажем прямо, женщин любил, и даже слишком. И если молоденькая барышня хочет разделить с ним греховный порыв, то он не настолько жесток, чтобы отказать ей в удовольствии! Рэмскар не хотел неуважительно отзываться о мертвых, но его отец никогда не понимал женщин. И это незнание стоило ему жизни.
– Мередит, это Одра погибла при пожаре, а не ты. – Рэм досадливо поморщился, когда у нее на глаза навернулись слезы. Он с раздражением почесал затылок. – Я не смог заменить тебе отца с матерью. Вместо участия я проявлял к тебе сочувствие. Ты не заслуживаешь участи старой девы, любимая моя сестра. Ты должна танцевать на балах и флиртовать с джентльменами.
– Ты только взгляни на меня, брат! – воскликнула она, подходя ближе, чтобы он смог разглядеть ее лицо. – Взгляни на меня не сквозь туманную пелену прошлого, рассмотри суровую правду настоящего в угасающем свете дня.
Она повернула голову влево, демонстрируя свои шрамы, большая часть щеки была изуродована, и бугристая, с твердой коркой, розоватая кожа выделялась на бледном лице. Шрамы начинались у изящной скулы и исчезали за тонкой линией подбородка. На шее шрамов было еще больше, они прятались под высоким воротничком. Мередит круглый год ходила в нарядах с длинными рукавами, поэтому Рэмскар точно даже не знал, какие увечья таятся под одеждой. Говорить об этом сестра отказывалась.
Граф погладил рукой ее щеку, провел большим пальцем по изуродованной плоти.
– У каждого человека есть шрамы, Мередит. Просто у тебя они более заметны. Для меня ты все так же прекрасна.
Она зажмурилась, словно его комплименты причиняли ей боль.
– Беда в том, что так думаешь только ты, Рэм. Я сомневаюсь, что какой-нибудь джентльмен на улице или на балу отнесется к моему виду столь же великодушно и поведет себя так же благородно. Или что какая-нибудь светская дама посмотрит на меня с завистью.
Из года в год продолжалось одно и то же. Рэмскар увещевал Мередит выйти в свет, но она отвергала все его доводы. И после долгих дебатов и слез он уступал ее страхам. Так пролетели одиннадцать лет. Рэм зная, что может пройти еще столько же, но ее ответ останется прежним.
– Пойдем со мной к лорду и леди Паунинг. Они наши друзья. Там никто не осмелится…
– Что? Жалеть меня? Смотреть на мое обезображенное лицо?
С грустью, от которой у него все переворачивалось внутри, Мередит покачала головой – окончательное решение она уже приняла.
– Ты хороший брат, Рэм. Самый лучший. Но я уже привыкла жить затворницей. Тебе пора бы уже смириться, как это сделала я.
Она была его единственной родней. Рэмскара раздирали противоречия. С одной стороны, ему ненавистна была сама мысль о том, чтобы причинить Мередит боль. В то же время он твердо верил, что если не приложит все усилия для того, чтобы выманить ее из Свенкотта, и она еще хотя бы год просидит взаперти, это будет иметь непоправимые последствия. Обычно он приезжал в это сельское имение ненадолго. Их семье принадлежало несколько домов, и их нельзя было оставлять без присмотра. Да и в Лондоне он предпочитал задерживаться на более длительный срок, ведь там ждали друзья и море развлечений.
Однако у него были еще и другие, эгоистичные и менее благородные побуждения, о которых он предпочел не рассказывать Мередит. Ему нужно было с ходу заручиться ее согласием и как можно скорее умчаться назад, в Лондон.
Два дня назад он получил довольно резкое послание от дамы сердца, с нетерпением ожидавшей его возвращения в столицу. Мисс Анжелина Грасси была весьма вспыльчивым существом и, когда ей казалось, что ею восхищаются недостаточно сильно, устраивала «показательные выступления». Обычно он потакал прихотям своей маленькой актрисы, но в этот раз она пригрозила, что, пока его нет, найдет себе нового покровителя. И это навело лорда Рэмскара на мысль о том, а не слишком ли много он ей позволяет.