Аккуратно, чтобы не сделать ненароком больно и не разбудить, скользнула рукой по его груди, животу. Заглянула в лицо – спит. Распирало от желания хихикать, шкодить и быть девчонкой без мозгов. Хотя, собственно, ею я и была.
Сунула руку под одеяло и, чуть помедлив, опустила вниз. Вот это сюрприз! Не то, что бы боевая готовность, но и не безмятежное спокойствие… И тут же поняла, что сама же и попалась – теперь уже не смогу оторваться. От острого возбуждения аж в носу защекотало. Я сдавленно чихнула, проверила, не разбудила ли Дениса… и снова опустила ладонь на его заметно восставшее достоинство. Член вздрогнул и мне так отчаянно захотелось сжать его… Но я лишь погладила упругий холм кончиками пальцев.
– Ну вообще, стратегические объекты не повреждены, поэтому можно и поактивнее, – сказал Денис.
Я от неожиданности вздрогнула и тут же рассмеялась.
– Привет!
– Доброе утро, проказница. Ты в курсе, что мы в ответе за тех, кого приручили? – Он не спешил открывать глаза, но улыбался. – И если ты теперь сольёшься, хомячок будет скучать.
– Кто?
Пожал плечами:
– Ну не знаю – котик, слоник, змейка… Как хочешь.
Я, смеясь, всё-таки сунула руку под резинку его трусов.
– Не солидно как-то. Пусть будет Батя!
– Как? – Денис от удивления даже голову приподнял, и туту же рассмеялся: – А вообще без разницы, только не останавливайся. Батя соскучился.
Соскучился он. Знал бы, что происходит сейчас с моими стратегическими объектами!
– Тут страшный Медведь за дверью ходит, так что я бы и рада, но…
– Страшный Медведь сначала постучит.
– Откуда такая уверенность?
– Не важно, просто знаю.
– Всё равно. Я так не могу.
Но при этом продолжала дразнить его и изнывать сама. Денис вздохнул:
– Тогда оставь батю в покое. Он за три недели голодовки знаешь, какой нервный стал? Я и сам его теперь боюсь.
Ааа, бли-и-ин! Как же это приятно-то, а! Я обняла его и замерла на любимой груди, тихо млея от счастья и благодарности. Потом, соскользнув с дивана, встала на колени и откинула одеяло. Хотелось, очень хотелось прикоснуться к подрагивающей плоти губами и ощутить её беззащитную готовность. То, что всё это время, с той безумной встречи в Интуристе, у него никого не было, лишало рассудка, осторожности и стыда. Да хоть сто Медведей, вот, правда! Высвободила член, замерла от восторженного предвкушения и шаловливого желания поддразнить… но Денис вдруг удержал.
– Погоди. Иди сюда. – Прикрылся одеялом и потянул меня к себе. – Разговор есть.
– Может, потом?
– Нет уж, давай остальное потом. Тем более что не уверен, что захочешь.
И замолчал, поглаживая мои волосы, словно обдумывая, с какого краю подступиться. Я приподнялась на локте, чтобы лучше видеть лицо.
– Я не рыдала тогда, между прочим, просто всхлипывала. Ну, как бы… отходняк уже был. А вот то, что ты ржал надо мной, когда Ленка рассказала – это я тебе ещё припомню!
…Молча смотрели друг на друга: он серьёзно, я – улыбаясь до ушей. Я словно видела его сейчас другими глазами, с другой колокольни: вот он, не случайный любовник, как и прежде овеянный флёром романтики, а обычный взрослый мужик, к тому же отец моей подруги… Предосудительно и страшно, да. Но я с ним, я дала своё согласие. Точки расставлены. И плевать что там потом.
– Твою же мать… – выдохнул Денис и уставился в потолок. – А я так надеялся, что ты откажешься!
– Пфф… подумаешь. Раньше, вон, даже девочек за стариков выдавали, к тому же насильно, и никто не кричал, что это разврат. А мне восемнадцать и я сама хочу.
– За стариков, значит? Ладно, я понял.
– Ну хватит цепляться! Я правда не вижу в этом ничего ужасного.
– Это потому, что ты не осознаёшь всего масштаба катастрофы.
– Да нет никакой катастрофы! Можно подумать, если бы я не оказалась Ленкиной подружкой, ты бы так терзался. В Сочи я что-то не заметила у тебя мук совести, хотя мои исходные данные были те же.
Он закрыл глаза, прижал меня к себе так сильно, что я испугалась за его синяки.
– Да если б те же, Милаш. Но нет. Всё как-то резко изменилось, и я сам пока ни хрена не понимаю, что с этим делать.