Но я сделала скидку на то, как сильно мужчины любят причинять боль тем, кого они считают слабее себя. Сколько удовольствия они получают от разрушения ради разрушения. То, что я могу предложить Игорю, для него вкуснее, чем деньги или даже настоящая месть, тем, кто на самом деле виновен в смерти Петра. Он верит, что сможет меня сломать. А если и не сможет, то будет наслаждаться попытками, пока не сделает это или пока не убьет меня.
От этой мысли меня так тошнит, что я вынуждена бежать в ванную. Мраморная плитка холодит колени, а меня тошнит, пока желудок не опустеет, пока в горле не останется ничего, кроме жгучей кислоты. Затем я прижимаюсь головой к фарфоровой поверхности, плотно зажмуриваю глаза и стараюсь не заплакать. Я не хочу, чтобы Игорь или кто-либо еще здесь получил удовольствие, увидев следы моих слез.
Я хочу в душ, но мысль о том, чтобы раздеться догола, заставляет меня чувствовать, что у меня будет приступ паники, поэтому вместо этого я иду и сажусь на кровать. Я чередую ходьбу и сидение, пока в дверь не постучали, и я услышала, как повернулся замок. Симпатичная блондинка в черной униформе — несомненно, горничная — входит со стопкой одежды.
— Мистер Ласилов считает, что это подойдет вам по размеру, — чопорно говорит она. — Если нет, вы можете позвонить и попросить, чтобы вам принесли что-нибудь другое. Кто-нибудь сходит и купит все необходимое, — добавляет она, как будто у меня могло сложиться впечатление, что я сама пойду покупать себе одежду. Я чуть не разражаюсь смехом, но не хочу ее пугать, поэтому сглатываю.
Я вижу напряжение под ее чопорной внешностью, страх, что я скажу или сделаю что-то, что может вызвать неприятности, которые обрушатся на нее. Каждая женщина в этом доме — потенциальная жертва, козел отпущения для мужского гнева. Сейчас и в будущем мне придется быть осторожной и следить за тем, чтобы не спровоцировать гнев Игоря на женщин, работающих здесь. Чтобы не дать ему повода причинить боль им, а не мне.
— Спасибо, — удается мне. Я хочу спросить ее имя, но не решаюсь. Если она не называет его добровольно, значит, на то, есть причина. Сомневаюсь, что Игорь хочет, чтобы я была в дружеских отношениях с кем-то из домочадцев.
Она улыбается, покачивая головой, и выбегает из комнаты. Я слышу, как за ней поворачивается замок, запирая меня обратно.
Я подхожу к стопке одежды на кровати. Меня не удивляет, что мои джинсы и футболка с длинным рукавом не соответствуют тому, что Игорь ожидает от меня в своем доме. Но я намерена не снимать их как можно дольше. В какой-то момент, не сомневаюсь, я буду вынуждена надеть то, что он мне прислал. Я вижу несколько платьев, модные топы и, похоже, пару стильных брюк. Пара туфель на каблуках лежит на вершине кучи. Я сажусь на край кровати рядом с одеждой и смотрю на нее так, словно она может укусить. От одной мысли о том, что Игорь увидит меня в чем-либо, что обнажит перед ним мою кожу, по позвоночнику пробегают мурашки.
Но я снова понимаю, что у меня нет выбора. Точно так же, как у меня нет выбора, когда несколько часов спустя в дверь снова сильно постучали и внутрь вошли трое мужчин.
Мгновенно меня охватила паника, словно тысяча муравьев, кусающих мою кожу. Двое из них — охранники, они стоят по обе стороны двери и смотрят прямо перед собой, как будто им приказали не смотреть на меня, как бы сильно им этого ни хотелось. Третий, как я полагаю, доктор.
Он одет в обычную одежду — брюки и рубашку на пуговицах, редеющие седые волосы зачесаны назад. В руках у него медицинская сумка, и он смотрит на меня с холодным бесстрастием, которое, как мне кажется, призвано меня успокоить. Дать мне понять, что он здесь не ради собственных интересов. Он просто выполняет работу. Но это не помогает. Я уже чувствую, как у меня начинают дрожать руки, и я сцепляю их на коленях, стараясь не дать дрожи распространиться. Я не хочу, чтобы он видел, как я напугана. Я не хочу, чтобы кто-то видел.
Но он, кажется, все равно это заметил. Его холодный, оценивающий взгляд скользит по мне, без вожделения или соблазна, а затем он оглядывается на двух мужчин из охраны Братвы.
— Подождите снаружи, — отрывисто говорит он, и один из мужчин смотрит на него.
— Пахан велел нам оставаться в комнате.
Глаза доктора сужаются.
— Я не стану осматривать ее, пока вы не окажетесь снаружи. Так что, если вы не хотите рассказать господину Ласилову, из-за чего это может затянуться, подождите снаружи. Можете стоять прямо за дверью, мне все равно. Прямо перед ней, если угодно. Но юная леди заслуживает уединения.