Впрочем, это было к лучшему, потому что я бы разрушила то, что потенциально могло стать хорошей дружбой, устроив свой первый в жизни роман на одну ночь. Я была не из тех людей, которые заводят знакомства с парнями, но я чувствовала себя уязвимой и не хотела быть одна. Если бы он дал мне хоть малейшее представление о том, что ему интересно, неизвестно, что бы я сделала. Я определённо позволила бы ему поцеловать меня. Я, вероятно, позволила бы ему пойти со мной домой, хотя в моей квартире никогда не было парня, по крайней мере, за те два года, что я там жила.
Я была независима и сосредоточена на своей работе. Я хотела помогать детям, помогать семьям так, как никто не помогал моей. Это было моё призвание. Но впервые в жизни я почувствовала себя по-настоящему одинокой. Сидя напротив Рейфа в кафе, всё казалось хуже, а не лучше. Я почувствовала укол тоски по нему, по кому бы то ни было на самом деле, по мужчине, которого можно любить и с которым можно просыпаться каждый день. Это заставило что-то заныть в моей груди.
Его предложения дали мне кое-что, на чём можно было сосредоточиться, практические стратегии, чтобы защитить себя в следующий раз. Даже несмотря на то, что я не могла последовать его совету.
— Лекси, я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы иметь какое-либо право давать тебе советы, но ты не можешь вернуться туда. Получи новое назначение, потребуй, чтобы твой руководитель прослал туда кого-нибудь другого. Откажись идти туда. Это единственный выбор в данной ситуации. Ничто из того, чему я могу тебя научить, не защитит тебя на 100% с этим парнем. Господи, он сказал, что собирается надрать тебе задницу. Ты должна отнестись к этому серьёзно. Ничего не имею против моих занятий, но их недостаточно, не тогда, когда ты уже в опасности.
Я поблагодарила его за заботу, но сказала Рейфу правду, говоря, что другого выхода не было. Джанет была занята своими управленческими обязанностями и всё ещё восстанавливалась после замены коленного сустава. Она ни за что не отправиться туда. И Броуди не стал бы передавать мне дела или делать что-то похожее на одолжение для меня в этой жизни. Я не сказала Рейфу почему. Он уже проявил достаточно сострадания, чтобы выяснить, почему я хотела научиться самообороне. Он выслушал меня, пока я объясняла угрозу в мой адрес, невозможность переназначения. Ему не нужно было выслушивать подробности каждого несчастного случая, который когда-либо случался на работе.
Часть меня не хотела, чтобы парень думал, что я нытик. Я уже чувствовал себя слабой, загнанной в угол в моей ситуации. Это как-то помогло бы, если бы он считал меня храброй, если бы Рейф думал, что я могу находить хорошее во всём. Итак, я сказала ему, что хотела бы, чтобы всё было по-другому, но в основном я желала, чтобы всё было по-другому для маленькой девочки Уоттс. Она заслуживала лучшего, чем это. Она заслуживала родителя, который боролся бы за то, чтобы всё исправить и вернуть её домой, а не того, кто угрожал, пренебрегал ею и не брал на себя ответственности за проблемы.
— Это разбивает мне сердце каждый день, — честно сказала я Рейфу, — что эти малыши заслуживают гораздо лучшего. Самое худшее в сегодняшнем дне было не в том, что я была напугана. Хуже всего было осознавать, что это всё, на что может надеяться его маленькая девочка. Что возвращение домой к такому отцу — это тот результат, на который мы надеемся.
И снова мне захотелось свернуться калачиком в его объятиях. Было что-то в нём, в том мужчине, которого я только что встретила. У него было крепкое, мощное тело — мне следовало бы отшатнуться от него. Все эти мускулы могли бы быть наказанием. Сам его размер мог бы устрашить. Вместо этого, из-за того, как он держал себя, из-за своего поведения, он казался уверенным и сильным, а не угрожающим. Рейф казался таким мужчиной, который обнимал бы меня на диване, позволяя мне прижаться к его широкой мускулистой груди, и он крепко сжимал в объятиях. У меня никогда не было такого; я никогда не знала мужчину или вообще кого-либо, кто обнимал бы меня, но я жаждала этого. И моё тело, или мои гормоны, или что-то ещё, казалось, узнало его, отметило его заботу, его врождённую доброту.
Я доверяла ему. Я никогда не доверяла легко, не после того, как я выросла. Но что-то в Рейфе взывало ко мне, заставляло чувствовать себя в безопасности. Удивительно, что я не разрыдалась. Единственное, что действительно удерживало меня от слёз, был тот факт, что я не хотела откровенно ужасать его.
Когда я вернулась домой и заперла свой новый засов, я отвлекла свой встревоженный разум мыслями о том, чтобы я хотела сделать с Рейфом Салливаном. Шокировать его даже не входило в список.
Глава 4
Лео
Я получал удовольствие от того, что заставлял Рейфа извиваться. Мы выросли вместе. Мы всегда были как братья, и я никогда не упускал шанса напакостить ему, когда мог. Большую часть времени он был уравновешенным, так что у меня было не так много возможностей, как в старшей школе, когда он целый год гонялся за главной болельщицей. Честно говоря, с тех пор я не видел его таким нелепым из-за девушки. Пока в кадре не появилась Лекси.
Я с первого дня понял, что она не такая, как все. Рейф замолчал и не хотел вдаваться в подробности. Если бы это была просто какая-нибудь девушка, с которой он познакомился в клубе, он бы рассказал о том, как они познакомились, и куда они пошли перекусить поздно вечером, и какая музыка ей нравилась, и была ли у неё сумасшедшая семья. Мы никогда не обсуждали наши свидания, но делились забавными историями и держали друг друга в курсе. Поэтому, когда он не захотел говорить об этом, было совершенно очевидно, что он хотел сохранить всё в тайне по какой-то причине.
Рейф сказал, что это была всего лишь профессиональная забота, но это полная чушь. Я слишком хорошо знал своего друга для этого. Может, он и не макал ручку в офисные чернила, но уж точно не вёл себя так, словно на дворе девятнадцатый век, и не избегал всех женщин, которые когда-либо ходили в этот спортзал. Он сомкнул ряды, вёл себя так, как будто ему нужно было защитить её. Он дал мне только самый минимум информации, когда я спросил. Он никогда не предлагал информацию свободно.
Дело в том, что я знал, что он встречался с ней в течение нескольких недель. Знал, потому что вместо того, чтобы дважды в неделю приходить домой, чтобы принять душ и выпить пару кружек пива после занятий по самообороне, он всегда приходил примерно на три часа позже обычного. Я бы спросил, приходила ли она на занятия, и он бы сказал «да». Потом они заходили в «Лейси» перекусить.
Его лицо, когда он говорил о ней — оно было весёлым и жалким одновременно. То немногое, что он когда-либо говорил, было сказано с серьёзным выражением лица, как будто он говорил о церкви, Конституции или о чём-то ещё чрезвычайно важном.
— У неё уже есть ключ от квартиры? — спросил я его однажды, и он показал мне палец.
Я просто нёс чушь собачью, но я беспокоился за парня. Он был по уши в дерьме и даже не подозревал об этом. Он ещё не приводил её домой, так что я её не видел, хотя он наконец-то показал мне фотографию на своём телефоне. Однажды она отправила ему его с работы — селфи с пакетом для выпечки и подписью: «Жаль, что тебя здесь нет, но я бы не стала делиться своим рогаликом». Он ухмыльнулся, когда показывал его мне, как будто это было что-то действительно умное и очаровательное. Ему было плохо, и я сказал ему об этом.