— Папа. — Я приветствую его, когда вхожу в кабинет, чувствуя мелкую нервную дрожь в животе. Мой отец не жестокий человек, но и не теплый и любящий. Что бы он ни сказал мне сегодня, будет неважно, как я к этому отнесусь, если он уже принял решение.
Он поднимает голову из-за стола — высокий, худой мужчина пятидесяти лет с седыми волосами, подстриженными усами и бородой. На нем рубашка на пуговицах с расстегнутым воротником, рукава аккуратно застегнуты на запястьях, а на столе перед ним лежит раскрытая папка. Я мельком вижу в ней мужскую фотографию, мужчины средних лет, и снова ощущаю тошнотворную пульсацию. Какой-то инстинкт, возможно, моя собственная интуиция, подсказывает мне, что мне не понравится то, о чем пойдет речь на этой встрече.
— Белла. — Он жестом приглашает меня сесть, и я опускаюсь в одно из жестких кожаных кресел. Я держу руки на коленях, а ноги на полу, но отец все равно бросает на меня неодобрительный взгляд, оценивая мой выбор одежды. Джинсы и толстовка, это не то, что отец считает подходящей одеждой, но я не собираюсь проводить свой день в деловой одежде, пока я коротаю часы дома.
— Ты выглядишь как уличная оборванка. Сейчас лето.
— В твоем кабинете точно не выше десяти градусов, так что, думаю, я сделала правильный выбор. — Я поджала губы, чувствуя, как сердцебиение участилось. — Что происходит?
Мой отец издает небольшой недовольный звук в задней части горла.
— Происходит то, Белла, что я думаю, что мне наконец-то удалось найти для тебя новую пару. Томас Ферреро. Не самое известное мафиозное имя, но после того, что случилось с твоей последней помолвкой… — он прерывается, и я чувствую, как все мое тело напрягается. Нервная дрожь превращается в скручивающее нутро чувство: одно упоминание о моей помолвке вызывает такую реакцию, что мне хочется убежать обратно в свою комнату и забиться под одеяло, как ребенок. Как будто, спрятавшись в своей постели, я могу заставить все это забыться, отменить все, что произошло.
А теперь мой отец упоминает имя другого мужчины. Именно этого я и боялась, когда отец сказал, что хочет встретиться.
— Наконец-то? — Слово вышло хриплым кваканьем из-за сдавленности в горле. — Прошло три месяца. Не годы. Ты говоришь так, будто я какая-то викторианская дева или что-то в этом роде…
— Чем скорее, тем лучше. — Отец подталкивает ко мне бумаги, а сверху — мужскую фотографию. — Белла, найти кого-нибудь заинтересованного довольно сложно. Наша фамилия имеет определенный вес, но ты не хуже меня знаешь, как далеко я забрался. А после инцидента с Петром… ну, Томас первый, кто вообще проявил к тебе интерес.
Инцидент. Так можно описать спущенное колесо или ссору между друзьями, вещь, которая создает проблему, но не непреодолимую. Но инцидент — слишком маленькое слово, чтобы описать то, что со мной произошло. И где-то в этом скручивающем, больном чувстве в животе я ощущаю вспышку гнева. Мой отец хочет отмахнуться от того, что сделал со мной Петр, но он не может представить, каково это. Он не может представить, что я чувствую до сих пор, да и вряд ли захочет.
— Первый, — уныло говорю я, глядя на фотографию. В человеке, который смотрит на меня сверху, нет ничего особенно значительного или интересного. Темные волосы с намеком на седину на висках, темные глаза, ровное выражение, не вызывающее возражений лицо. — Ты говоришь так, будто искал кого-то с тех пор, как меня обратно привезли сюда.
Отец сначала ничего не отвечает, и это действительно весь ответ, который мне нужен.
— О твоем состоянии ходит много сплетен, Белла. Тебе повезло, что Томас…
— Моем состоянии? — Я поднимаю глаза на отца, чувствуя, как сдавленность в горле распространяется, превращаясь в горячий ожог от слез за глазами. — Ты имеешь в виду результат того, как я вела себя с тех пор, как меня вернули назад от Братвы, с которой, как ты убеждал меня, я буду в безопасности…
— Нам не нужно повторять это снова, Белла. — Он резко обрывает меня, и я опускаюсь в кресло, чувствуя себя так, словно меня ударили. Я знаю, что отец считает, что я драматизирую, что реакции, которые я все еще испытываю после того, что Петр и его люди сделали со мной, должны были уже прекратиться. Но мне больно каждый раз, когда я с этим сталкиваюсь.