Сделала глубокий вдох и прислушалась к тихому шелесту завядших листьев. Страшный звук, как страшно само место, в котором оказалась, доверившись вспышке гнева, обиды и категоричного отрицания мужчины. Но, чёрт подери, даже если над нашими головами закружатся жуткие вороны, воссоздавая сцену из фильма ужасов, и тёмно-серые облака обрушатся на нас ледяным дождём, — не пожалею.
Наверное, я ужасная дочь и сестра, но звания лучшей эгоистки всех времён никто у меня не отнимет. Ведь только эгоистка, отбросив мысли о страданиях родных, могла с ужасом думать о том, что не будь Томас мудаком, она никогда бы не узнала о его существовании. Никогда бы не знала о той дрожи, которую способен вызывать один брошенный взгляд, и никогда бы не призналась сама себе, что готова сойти с ума без внимания заядлого наглеца.
Шумно выдохнула и медленно двинулась в сторону угрюмого мужчины, на ходу избавляясь от кожаной косухи, оставляя её в гуще опавших листьев.
— Тома-а-с…
Из головы напрочь вылетели все слова, даже алфавит затерялся в круговороте моих мыслей, сконцентрированных вокруг одного имени. Не помнила, что собиралась сказать после, а, может, это было отчаяние, стремящееся вернуть ту искру, то безумие на глубине карего взгляда. Что бы то ни было, у меня получилось.
Мы столкнулись лбами, болезненно цокнули зубами, впиваясь ими в губы друг друга и наслаждаясь полученной порцией боли.
Он такой же сумасшедший, как и я. Мы до чёртовых рожек на голове, до падших крыльев похожи в своей прочности, испытывали кайф от клацанья зубов, истерзанных губ и болезненных захватов на теле.
Томас развернул меня спиной к дереву и прижал к нему, заставляя почувствовать шершавую кору. Застонала скорее от удовольствия, нежели от боли, когда подхватил под ягодицы и позволил обвить ногами выточенный торс, резко впечатывая спиной к выпирающим «штыкам» дерева.
С жадностью вбирала в себя дыхание Мудака и активно соревновалась с ним в гонке языков, не желая уступать во влажной схватке. Почувствовала, как длинные пальцы до синяков сжали ягодицы, и в отместку схватила в кулак его волосы на затылке, оттягивая голову назад, чтобы покрыть влажной дорожкой щетинистые скулы, вниз по шее…
Длинные пальцы свободной руки накрыли мою грудь поверх футболки и умело скрутили торчащий сосок, заставляя в громком стоне запрокинуть голову и макушкой упереться в ствол дерева.
— Schreien für mich, — прошипел Томас, не сводя помутневшего, искрящегося взгляда с моего лица. — Hör nicht auf!
Без понятия, что бормотал мужчина, меня доводил до безумия его акцент, а смысл не имел значения. Пусть называет излюбленным «Шлюха», лишь бы не лишал возможности слышать хрипловатые ноты на немецкий манер. Ладонь стремительно двинулась от груди вниз по телу, опаляя кожу живота, и нагло пробралась в джинсы, накрывая промокшие насквозь трусики. Да, настолько сильно я предвкушала удовольствие, доставить которое под силу ухмыляющемуся Мудаку:
— Meine Hure! — улыбнулся мне в губы и сжал ладонью влажную плоть, что даже сквозь кружевную ткань белья сработало крышесносно. С громким криком попыталась свести ноги, но заприметив натянутую ширинку брюк, приглашающе потёрлась о ней промежностью. Губами поймала глухое рычание и в помощь Томасу, очутилась на своих двоих, лихорадочно избавляясь от мешающих джинс. Секунды было достаточно, чтобы вновь очутиться в крепких руках и почувствовать резкое проникновение. Слишком глубокое проникновение, от которого искры из глаз и пронзительный крик, приглушающийся укусом на плече Мудака. Сколько бы мы не занимались сексом, я, навряд ли, смогу окончательно привыкнуть к размеру его члена. Каждый секс — новые ощущения: нежное и размеренное, грубое и страстное, болезненное и до мушек в глазах сумасшедшее. Пожалуй, именно последнее больше всего походило под наше безумие, когда сцепила руки на затылке Мудака и неразборчиво молила не останавливаться. Податливо растягивалась для мужчины, принимала во всю длину и стремилась навстречу быстрым толчкам.
— Да-а-а! Да-а! Да-а-а!
Активно насаживалась на твёрдый член, рукой проникая между нашими потными телами, чтобы пальцами ощутить рваное проникновение до самой глубины и простимулировать набухший клитор. Томас задрал мою футболку, открывая доступ на наши сраставшиеся тела, и протяжно застонал, не отрывая глаз от моих лихорадочных манипуляций.
— Хочу твои пальцы-ы-ы, — простонала и закрыла глаза, когда умелые ласки Мудака переняли эстафету, большим пальцем теребя изнывающий клитор. Чёрт подери!