Шершавые пальцы, хриплое рычание, быстрые толчки, сменяющие движение «вперёд-назад» на тягучее вращение вокруг влажного члена, — всё это доводило до эйфории, до иголок в кончиках пальцев, до громких криков и резких спазмов внизу живота.
— Ты такая узкая, Ник! — прохрипел Томас, подхватывая меня под ягодицы и прижимая к своей груди по максимум близко. — Такая горячая внутри!
Протяжно застонала от услышанной пошлости и активно задвигала ягодицами, чувствуя внутри характерные потуги и скорую разрядку идеально подходившего мне члена.
— А когда ты кончаешь, Ни-и-к. М-м-м… кончай для меня, Ник!
Дрожь прошла по всему телу, прежде чем волна лихорадки окатила с головой и заставила содрогаться в мужских руках. Запрокинула голову назад, наплевав на шершавую кору дерева, и протяжно закричала от рвущихся наружу эмоций. Ощущала быстрое сокращение мышц, разрядку мужчины, который не покидал моё тело, сопровождая лихорадку медленными движениями, и прислонилась влажным лбом ко лбу Томаса. Думала, секс — самая интимная вещь, которая может произойти между людьми, но нет. То, как мы смотрели друг другу в глаза, заглядывая в самую глубину, добираясь до самой сути друг друга, — это и был интим. Оказывается, тёмно-каряя радужка имела едва уловимый желтоватый ободок, а ближе к зрачку постепенно меняла окрас в тёмно-зелёный. Любимый взгляд ещё прекраснее, чем можно было представить. И, кажется, я снова влюбилась в него.
— Томас… — прошептала, большим пальцем стирая с его ресниц намёк на влажность. Неугомонное сердце болью отозвалось, но я не поддалась слабости. Нет! Больше никакой слабости!
Крепко обняла за шею и уткнулась лицом в ключицу, чувствуя и его лихорадочное сердцебиение. Томас осторожно опустил на землю и отцепил мои запутавшиеся волосы от коры дерева, давая возможность перевести дух. Я всегда действовала быстрее, чем взвешивала все «за» и «против», а после жалела о своей несдержанности и необдуманности.
Сейчас же была только рада иметь такую «сверхспособность».
— Я люблю тебя, — прошептала и замерла, наблюдая, как мужчина застёгивал ремень на брюках. Он услышал: быстрые движения сменили темп, а глаза не отрывались от занятного дела. Наконец, расправившись с одеждой, поднял с земли мои джинсы и подошёл вплотную:
— Не ты ли говорила, что презираешь жалость?
— При чём тут жалость?
— Именно, Никки, ни к чему.
Слова Томаса не на шутку разозлили, заставляя в возмущении взмахнуть руками:
— Думаешь, мне жаль, что твой отец оказался кретином? Жалко тебя — нелюбимого сына? Да я с рождения знаю, что нахуй никому не сдалась, и никто меня не любит. И ничего, Томас, живу как-то. И ты переживёшь, — выхватила из его рук джинсы и в ожесточении натянула на озябшие ноги. Ну, вот умел же разозлить!
— Что? — не выдержала внимательного взгляда Мудака и выжидающе выгнула бровь.
— А ты, оказывается, жестокая.
Вот чёрт! Мысленно попыталась воспроизвести собственные слова, отыскивая очередной свой ляп, как взглядом наткнулась на искреннюю улыбку мудака.
— Ты заслужил, — отчеканила и, обойдя мужчину, двинулась в сторону брошенного автомобиля. Очень надеялась, что полюбившийся мне Mercedes не забраковали какие-нибудь бродяги, и я вернусь в отель в целости и сохранности.
— Зачем ты вообще пошёл в этот лес? — запричитала, почувствовав, как мужчина накинул на мои плечи косуху. Поравнялся со мной и будничным тоном разоткровенничался:
— Захотелось тебя трахнуть, а в машине окна не тонированы.
Мудак! Бросила на Томаса предостерегающий взгляд, хотя ни капли не испытывала былой злости. Было как-то… счастливо. Крайне неподходящее сравнение, но именно рядом с Майером на горизонте восходило солнце и грело своими лучами, пусть даже в действительности моросил дождь.
— Тебе повезло, что мои руки болят, иначе бы залепила пощёчину!
Громко рассмеялся над моей репликой и неожиданно обвил руками талию, приподнимая над возвышавшейся корягой, отделяющей лесополосу от припаркованного автомобиля. Не отпустил после преодоления преграды, напротив, усилил захват:
— Надо будет поговорить о твоей семье и твоей якобы любви.
Отрывисто кивнула и вырвалась из мужских «объятий»:
— Как-нибудь, Томас, поговорим.
С большим трудом отыскал свободное парковочное место на Пятой авеню и в недоумении оглядел окрестность. Обычно Свен чётко формулировал свои планы и не был способен удивлять, как удивил этим днём, попросив подъехать на многолюдную улицу.
Вышел из автомобиля, и чуть было не столкнулся с пробегающими мимо подростками, громко выкрикивающими слова на неизвестном китайском языке. Туристов слишком много: они замедляли движение транспорта, создавали неиссякаемый поток на пешеходе и способствовали головной боли.