— Прости меня, — прошептала женщина, разглядывая подрагивающие пальцы и не решаясь поднимать взгляд на буровившего её сына. Она не видела, как дрогнуло лицо мужчины и предательски зажмурились глаза, чтобы в ту же секунду громко выдохнуть:
— На этом всё, Мередит?
«Я твоя мама!» — захотелось кричать, но вместо этого покачала головой. Это больно. Больно, когда наружу прорывался крик, а ты вынуждена проглатывать слова. Больно, когда родной сын открещивался от тебя, а ты не теряла надежду.
— Я хотела с тобой попрощаться, Томас.
Мужчина показано фыркнул:
— Я попрощался с тобой уже давным-давно.
— Врачи обнаружили у меня опасный недуг, — не обратила внимания на едкий тон, медленно восстанавливая в памяти заготовленные речи. Однако сын резко перебил:
— Тебе нужны деньги?
Вопрос выбил женщину из колеи, поэтому не сразу нашлась с ответом, заставляя Томаса вынуть из заднего кармана джинс портмоне. Выжидающе приподнял брови:
— Сколько? Я выпишу чек.
Мередит в ужасе закачала головой и накрыла руки сына своей ладонью, стараясь перетерпеть обжигающий взгляд его карих глаз.
— Нет-нет, мне не нужны деньги. К сожалению, они не помогут.
— А что поможет?
Женщина улыбнулась от услышанного вопроса, который напомнил о тех временах, когда маленький сын любил играть в «почемучку» и забавлял своими наивными вопросами. Вот и последний наивный вопрос, ответ на который ещё никогда не давался с таким трудом:
— Ничего. Врачи дают максимум полгода.
— Что за болезнь?
Мередит опустила взгляд на ладонь, хранившую тепло сына, и не смогла ответить. Да и что ответить? Рассказывать, как попала в собственную ловушку — слишком стыдно.
Томас усмехнулся и покачал головой, будто умел читать мысли и никакие слова ему не требовались:
— Не говори. Не хочу ещё больше разочаровываться, — неожиданно подался вперёд и обхватил подрагивающие пальцы матери ладонями, поднося их к своим губам, обжигая горячим дыханием. — Ты пришла за моим прощением, не так ли? Хочешь облегчить душу…
Женщина не успела ответить, заметив, как взгляд сына скользнул по панорамному окну, открывающего вид на автомобильную парковку. Однако заинтересовало вовсе не обилие разношерстных машин, а молоденькая девушка, топчущаяся у входа в заведение.
— Твоя девушка? — улыбнулась Мередит. — Очень красивая.
Томас улыбнулся в ответ, но улыбка не добрая — ядовитая:
— Неужели не знаешь своих подчинённых в лицо? Это, мама, одна из твоих лучших девочек, если верить анкете.
Женщина отвернулась от окна и поджала губы, признавая своё очередное поражение. Она не знала, как разговаривать с собственным сыном, а он не желал помогать в столь непосильном труде.
— Не буду вам мешать, — спустя долгие минуты гнетущей тишины пробормотала и поднялась из-за стола, чувствуя на себе непонимающий взгляд сына. — Спасибо, что пришёл. Для меня это важно.
— Сядь, — режущий уши приказ заставил в неуверенности присесть на край стула, и в которой раз за сегодня восхититься той силе, которой обладал сын. Одно слово — ты покорно подчиняешься и чувствуешь себя песчинкой в просторах пустыни.
— Я специально привёл сюда шлюху.
Мередит подбадривающе улыбнулась:
— Так и подумала, Томас.
Он удивил, когда оперся локтями о поверхность стола и закрыл глаза ладонями, не жалея упрёка в голосе:
— Что же ты наделала, мама? Я бы любил тебя больше жизни, если бы только твоё материнское сердце ёкнуло, когда ты избавлялась от меня! — оторвал руки от лица и не подумал скрыть покрасневшие глаза. — А нет его — материнского сердца!
— Тома-а-с, — прохрипела Мередит, проглатывая застрявший ком в горле. — Прости меня…
Сын горько рассмеялся и закивал, вновь прикрывая глаза ладонью — очередная попытка скрыть рвущиеся наружу эмоции:
— Прощаю. Я, чёрт дери, тебя прощаю! А тебя ради всего святого — уходи!
Мередит в ужасе наблюдала, как крупная слеза стремительно проделала путь по тыльной стороне ладони сына и вдребезги разбилась о стол. Хотелось обнять, прижать к груди и уверить, что есть оно — сердце. Есть и безгранично любит, раскаивается за глупость прожитых лет и благодарит за услышанное «прощаю».
— Уходи! — прошипел Томас, не позволяя, матери коснуться себя, и протёр мокрые глаза пальцами, когда стук женских каблуков стих.
Он не простил. Он, чёрт возьми, никогда не простит.
Наши дни