Мой преподаватель мог гордиться: голос не дрожал, руки не тряслись, несмотря на то, что я вышла из собственной зоны комфорта. Уделила игре на гитаре ещё минуту, прекрасно понимая, что это первый и последний «концерт», и со смехом отставила инструмент:
— Надеюсь, кто-то из вас ещё не уснул!
Мужик с красным лицом, который уже не пугал своей физиономией, оторвался от очередного глотка ликёра и показал мне большой палец вверх. Что ж, похвалы от «Джека» мне не доставало!
Под дружные аплодисменты я добежала до мистера Миллера и с широкой улыбкой сделала перед ним реверанс:
— Это моё первое публичное выступление, — разоткровенничалась, вставая между широко раздвинутыми ногами мужчины, — Специально для тебя.
Почему-то я думала, он меня поцелует. Знаете, очень легко предугадать момент, когда мужчина хочет тебя и берёт желаемое, но с этим мистером всё выходило слишком странно. Если карий взгляд и кричал о желание, то Чарльз пошёл наперекор своим потребностям — нежно поднёс мою руку к своим губам и невесомо коснулся ими пальцев.
— Я это очень ценю.
Да что с тобой не так?
— С тебя танец, — подмигнула и поспешила опустошить ещё дин стакан лагера. Иначе сойду с ума.
— Где научилась играть?
— Посещала музыкальный класс, — чуть помедлив, добавила, — И вокальный.
Чарльз кивнул:
— У тебя отличный голос и речь чисто английская. Я давно такой не слышал, даже у местных жителей.
— Коренная англичанка, — не без гордости подтвердила, — А в тебе чувствуется американский дух.
— Правда?
— Ага-а! Ты говоришь быстро и проглатываешь половину слов, что свойственно только американцам. Мы, англичане, неторопливы.
Чарльз усмехнулся:
— Действительно. Если бы решился на английский акцент, мои деловые встречи заканчивались бы в конце следующего дня.
— Тем не менее, вы используйте наш язык, — парировала я и очень удачно, раз смогла развести Миллера на смех и закончить извечное противостояние двух культур.
— Я люблю Америку.
Во взгляде мужчины промелькнули смешинки:
— Ты слишком любвеобильна: целых два материка в твоём почёте.
Я не слышала его, продолжая вертеть в пальцах пустой стакан:
— Нью-Йорк — моя мечта! Когда-нибудь я вместе с братом буду там жить, и каждый вечер будем гулять по Таймс-сквер.
— Там слишком многолюдно…
— Всё равно, — пожала плечами и, наконец, обратила внимание на мужчину, — За свой двадцать один год я слишком устала от Европы, чтобы придавать значение таким мелочам.
— Ты была во многих городах Европы?
— Во многих, — по глазам мужчины видела, как он удивлён, но лукавить и строить из себя бесприданницу не стала, — А что на счёт тебя, Чарльз? Ты много путешествуешь?
— По работе — да, но это с трудом можно назвать путешествием.
— В Лондоне ты тоже по работе? — не смогла удержаться от смешка, — Или проездом заглянул на ярмарку Лисы?
Чарльз не поддержал моего юмора:
— Отчасти по работе, отчасти потому, что здесь живёт моя мать.
— Ого-о, — я удивлённо присвистнула, — Далековато вы друг от друга.
— Да, нас всех разнесло по разным странам.
— И много вас, Миллеров?
Мужчина сделал глоток из поднесённой барменом бутылки, и я поморщилась, узнав, что за напиток. Кислый квас.
— У меня есть младший брат, его занесло в Германию.
— У меня тоже младший брат, — с чувством восторга поделилась я, сама удивляясь смене своего настроения.
— С этими младшими вечные проблемы.
— И не говори! — хохотнула и одним глотком осушила поданный стакан. Секунда — и брызги тёмной жидкости, точно фонтаном, разнеслись по барной стойке и в близстоящего бармена.
— Блять! — воскликнула и в ужасе уставилась на хохочущего Чарльза и ошалевшего бармена, — Кто из вас подлил мне кваса?
Мужчина поднял руки вверх:
— Я не способен на такую подлость!
Мой гнев обрушился на бармена, которому вздумалось напоить квасом не только мистера Миллера, но и меня, в расчёте на щедрые чаевые. Не могла сдержаться в выражениях, посылая опешившего парнишку к чёрту на куличики, а себя с трудом заставила остановить приступы рвоты.
— Восхитительный английский! — не унимался веселиться Чарльз, по блестящим глазам которого не трудно было догадаться о нескольких лишних пинты алкоголя.