— Ты не заснул? — поинтересовалась, когда ответила на звонок и увидела на экране до боли приятные черты лица, освещённые в темноте приглушённым светом ночника.
— Говори потише, — улыбнулся мужчина, голова которого покоилась на согнутом локте и покосился на вторую часть кровати. — Ты разбудишь блондиночку за пятьсот долларов в час.
Мои глаза негодующе сощурились, чем развеселили мужчину ещё больше.
— Переведи на неё камеру, — попросила, умом понимая, что сказанное мужчиной — шутка, но резкий укол в области лопаток оказался слишком болезненным. — Я, как маркетолог, обязана сопоставить цену и качество.
— Уж позволь мне оценить качество, — тихо рассмеялся Томас, но на моё счастье направил камеру поверх плеча, за которым скрывалась пустующая часть кровати. — Хотела бы присоединиться?
Подавила в себе грустную улыбку:
— Чтобы «после» ты ушёл? Перспектива не очень.
— Я у себя дома — уходить некуда.
В разочаровании застонала и откинулась спиной на кровать, удобнее укладывая под голову подушку. Мне до одури хотелось быть рядом с мужчиной, прижаться к его телу и вдохнуть любимый цитрусовый аромат. Но самое ужасное заключалось в том, что тысячи километров разделяли нас и не позволяли мечтам осуществиться.
— Кстати, маркетолог, — усмешка Томаса заставила меня принять деловой вид и выжидающе приподнять брови. — Как дела на новой работе?
В удивлении уставилась на мужчину и неверующе хмыкнула:
— Тебе, правда, интересно?
— Спрашиваю, значит, интересно.
— А-а, — коротко протянула и умолкла, не решаясь выложить реальное положение дел, но и ложь не спешила срываться с моего языка. — Мне нравится моя работа.
Ловко ушла от ответа, не солгав ни в едином слове. Однако потемневшие карие глаза, даже сквозь нечёткое изображение, не оставляли сомнений — тема не закрыта.
— Ты погрустнела, — заметил мужчина и тяжело вздохнул. — Видимо, не всё так хорошо, как хотелось бы. Никки, я не тот человек, который будет допытывать, так что, если не хочешь…
— Сегодня ко мне приходила Лина, — перебила мужчину и затараторила, вновь ощущая подступивший ком несправедливости. — Пришла поглумиться, представляешь? Говорит: «Кофе мне принеси!», будто я официантка и должна её обслуживать! Так, ещё шеф-повар меня возненавидел, когда предложила видоизменить новое меню. Ну, разве виновата, что его «Брускетта» нахрен никому не сдалась?
Постыдно шмыгнула носом и зарылась пятернёй в волосы на макушке, грубо сжимая в стальной хватке. До чего же противны вышеупомянутые люди! Даже привкус на языке, от произнесённых имён, вызывал тошнотворные позывы.
— Меня назвали конфликтным человек! Нет. Я, конечно, не божий одуванчик, но сегодня из меня сделали монстра какого-то! Свен вообще сказал, что проблема во мне!
— Так и сказал? — впервые за время моей пламенной тирады Томас нарушил молчание.
— Он сказал, что я несдержанная, вспыльчивая… Блядь! На его лице было написано: «Истеричка!», — прикрыла ладонью глаза, чувствуя, как по щекам стекали слёзы. — Но я не истеричка! Люди вынуждают быть грубой, но я не грубая…
— Кактус с душой ромашки?
Рассмеялась сквозь слёзы и стёрла следы слабости со своих щёк.
— Неужели ты плачешь из-за Лины? Разве она стоит такого внимания? Пусть тешит своё самолюбие, радуется, что «кстати» залетела и пусть продолжает быть верной собачонкой Чарльза. Разве из-за таких плачут? Если только от жалости. А твой поварёнок… Не хочу больше разочаровывать, но в жизни полно уёбков, и ты столкнулась с одним из них, — Томас пожал плечами. — По крайней мере, теперь ты учёная, и следующий уёбок на твоём пути уйдёт в нокаут.
Как-то тепло, приятно и слишком по-доброму стало на души, отчего широко улыбнулась и приблизилась телефон ближе к лицу. Если бы главный Мудак в моей жизни был бы сейчас рядом, непременно бы укрылась в его объятьях и исцеловала каждый миллиметр его притягательных губ. Но была вынуждена смотреть в камеру и стараться взглядом передать всю гамму эмоций и благодарностей, поселившихся в моём сердце.
— У меня были мысли залепить гуру кулинарии хорошую пощёчину.
Томас громко расхохотался и провёл ладонью по своей щетинистой щеке, напоминая, как приятно она способна царапать мою кожу и заставлять изнывать от желания нового прикосновения.
— Да-а-а, удар у тебя, что надо!
Хотелось прижаться губами к морщинкам в уголках его глаз от искренней улыбки и растянуть губы в ответном порыве. Однако, несмотря на тихий смех, Томас выглядел уставшим, сонным и каким-то слишком домашним, отчего в груди зародилось волнение. Волнение от возможности испортить момент и вернуться к исходной точке.