Почему мудак ни разу не посмотрел в мою сторону? Неужто обиделся? Нет. Если вспомнить огонь в его глазах, как грубо встряхнул меня за плечи, то точно не обида им двигала. Ярость — да, но не обида. И учитывая, что на помощь пришла проходившая мимо нас парочка, Томас не успел расквитаться за нанесённое оскорбление. Так какого чёрта он не замечает моего присутствия?
— Мне очень приятно видеть влюблённые пары сегодняшним вечером, — Свен с чувством послал воздушный поцелуй своей беременной жене, вызвав умилённые возгласы присутствующих, — Поэтому тема сегодняшнего вечера довольно проста в своей формулировке, но нескончаемо важна для каждого. «Любовь».
Я, подстраиваясь под аплодисменты гостей, лихорадочно соображала. Что из любовной лирики могла сыграть на фортепиано? Ответ болью отдавался в висках — ничего.
— Мне бы хотелось продемонстрировать, друзья, картину одного известно художника, — перехватил бразды правления над вниманием гостей мужчина, на висках которого заметно отливала седина, и подошёл к мольберту, — Картина Рене Магритта «Влюблённые». Мне кажется, идеальная путеводная звезда сегодняшнего вечера!
— Почему у влюблённых лица закрыты? — поинтересовался кто-то из гостей, чем обрадовал седовласого мужчину. Кажется, он был настроен говорить и говорить о любимом художнике не один час.
— Художник хотел передать идею о том, что влюблённые — слепы, они не видят никого вокруг себя. Ведь, друзья, когда мы по-настоящему любим, наши глаза закрыты!
Я внимательно посмотрела на картину. Только у меня изображение двух целующихся людей, головы которых обмотаны одеялом, вызывало мурашки по телу? Не от восхищения, скорее от страха. Что-то необъяснимо жуткое проступало в деталях картины, что заставляло отвести взгляд.
— Но ведь художник не просто закрыл глаза влюблённым, — заговорила я, нарушая тишину заинтересованного лицезрения, — Он замотал им головы, как если бы они…
— Они потеряли голову от любви! — нашёлся кто-то из гостей.
— Я здесь вообще любви не вижу.
На секунду мне показалось, что я сидела на электрическом стуле, настолько сильно пробрало от голоса с иностранным акцентом.
— Как по мне, изображена голая страсть, стыдливо прикрывающаяся белыми покрывалами.
— Замечательно! — воскликнул седовласый мужчина, — Работы Рене Магритта славятся своей многозначной интерпретацией! У какого еще, какие идеи?
Я подняла взгляд на противоположный диван, чтобы встретиться с тёмно-карими глазами Томаса и возжелать порцию коньяка. И не только его.
Чёрный джемпер с длинным горлом и заправленными вверх рукавами, подчёркивал перекатывающиеся мышцы и открывал вид на выразительные вены предплечья, которые хотелось очертить указательным пальцем. Расслабленная поза и лёгкая улыбка на губах никак не сочетались со взглядом, испепеляющего меня уже долгую минуту. И я никак не могла понять, что за эмоции бушевали на глубине опьяняющих глаз: злость, ненависть, желание, усмешка? Незнание нервировало.
— Соглашусь, — милостиво поддакнула Томасу, чем заслужила корявую усмешку, — Если на полотне изображена любовь, то явно не та, о которой можно мечтать.
— А о какой любви мечтают? — неустанно подливал керосина в огонь любитель картины, чем вызвал громкий смех именинника: «Что есть любовь, господа?»
Тихий мелодичный голос миссис Гласс прервал несинхронный поток смешков:
— Любовь — это, когда посвящаешь себя единственному человеку…
Свен одарил жену нежнейшим взглядом и тут же неодобрительно посмотрел на ухмыляющегося Томаса:
— В тебе, дорогая, говорят вспышки прогестерона и эстрогена.
— Думаю, любовь — это то, что делает нас счастливыми, — услышала голос рядом с собой и в удивлении уставилась на Лину, — Расцвечивает унылую жизнь кричащими красками.
— Nettes Mädchen (перевод: милая девушка), кажется ты перечитала Cosmopolitan.
Никогда не думала, что когда-нибудь увижу, как непоколебимая Лина смутится. Она, чёрт возьми, стушевалась под взглядом мудака и, точно в спасательный круг, вцепилась пальцами в мой локоть.
Уже ради этого стоило пойти на этот вечер!
— Ну, так просвети нас всех! — обратилась к Томасу и, нет, не смутилась потемневшего взгляда, напротив, корпусом подалась вперёд, — Что же такое любовь?
Томас улыбнулся:
— Любовь — это красивое слово.
В лёгком недоумении приподняла брови, заслуживая смех мудака:
— Извини, ты, наверное, ожидала, что я выкрикну лозунг по типу «Любовь не продаётся?»
Сволочь!
— Так, друзья, напоминаю, что у нас не дебаты! — Свен попытался сгладить острые углы, бросая укоризненный взгляд на посмеивающихся дрУгов, — Никки, ты не откажешь нам в игре на фортепьяно?
Я настолько рьяно пыталась покалечить взглядом мудака, что не сразу сообразила — обращались ко мне. Благо Лина своим шиканьем вывела из образа ментального маньяка, и я с улыбкой поднялась с кресла.
— Любовная тема напомнила мне об одной композиции, — удобнее устроившись за лакированным агрегатом, я с благоговением провела пальцами по клапу, прежде чем открыть его, — Она такая же динамичная, как и наши баталии. И она о любви. О той самой любви, которая на порядок выше красивого слова.
С первым прикосновением к клавишам пальцы вспомнили былые времена. Времена, когда я в слезах сидела за фортепиано и оттачивала очередную композицию, как я жаловалась родителя на строгого педагога, как специально расстроила инструмент и тем самым организовала себе несколько дней отдыха. Самое главное, я вспомнила, какого это — закрыть глаза и позволить пальцам самим вытворять то безумие, на которые они способны.
За что действительно была благодарна родителям, так за принципиальность в этом вопросе.
Я открыла глаза, чтобы с улыбкой проследить за финальным штрихом: пальцы в быстром темпе перебрали ряд клавиш и последним аккордом поставили точку.
Идеально.
Улыбнулась похвале в виде аплодисментов и, чёрт возьми, бросила взгляд на Томаса. Сердце забилось в непривычном темпе: слишком быстро и слишком трепетно, — Томас не скупился на аплодисменты.
— Ты умеешь удивлять, — услышала его голос, когда он, будучи ближайшим ко мне джентльменом, помог подняться.
Томас улыбнулся. Непривычно искренне улыбнулся, отчего его лицо стало каким-то неузнаваемым, но всё таким же прекрасным.
Скорее всего, это была ловушка, но я улыбнулась в ответ.
Подошла к Лине, которая с нескрываемым потрясением сотрясала воздух, и заняла своё место рядом с ней.
— У тебя сейчас глаза из орбит выпрыгнут, — предупредила девушку, испытывая скорее огорчение, нежели радость от удивления. Будто бы в её представлении я настолько никчёмная, что открыть клап фортепиано — единственный мой талант.
— Очень красивая композиция, — обратилась ко мне пожилая женщина, вынуждая Лину спиной прильнуть к спинке кресла, чтобы диалог состоялся, — Простите, мисс, за моё незнание, но кто автор?
— Джон Шмидт — американский композитор и замечательный пианист, — с радостью ответила, — Мне очень приятна ваша похвала.
Чёрт возьми, да! Мне приятна похвала от незнакомой бабушки, чей гардероб намекал на отменный вкус, а шея, усыпанная дорогущими камнями, подтверждала состоятельность образа.
— Моё имя Джессика Парс, — миссис Парс что-то шепнула своему мужу и посмотрела на притихшую Лину, — Извините, но вы не могли бы поменяться со мной местами?
Я прикрыла пальцами губы, стараясь скрыть пробивающуюся усмешку. Ещё немного времени со мной, и Лина потеряет заслуженное звание снежной королевы. Вся ситуация её раздражала, а мне, наоборот, было слишком радостно.
Искоса посмотрела на Томаса, разговаривающегося с друзьями, и позавидовала стакану алкоголя в его длинных пальцах. Впервые не хотелось бежать к бару в поисках коньяка, мне было достаточно опьяняющего взгляда. И я его почувствовала, но вынужденно отвела глаза на лицо миссис Парс.
— Никки Стаффорд, — в ответ представилась под многозначительный кивок женщины.