— О-х-х, Никки, чего ты плачешь? Будто не знаешь своего отца!
— У меня нет отца… — прошептала, но женщина, конечно же, не потрудилась прислушаться:
— В следующий раз не коплюсь на драму! Приеду к этому уроду и тебе сообщу, только убедившись, что он наверняка…
— Замолчи! — вскричала, не желая выслушивать очередную грязь. — Никогда мне больше не звони, поняла? Забудь, что у тебя есть дочь!
Женщина показано схватилась за сердце и поднялась с дивана, но не позволила ей прикоснуться ко мне — стремительно отступала к лестничному пролёту:
— Нет у тебя дочери, поняла? Я сдохла! Радуйтесь!
Забежала в женскую комнату и растолкала недовольную очередь, пробираясь к умывальнику. Томас не должен был увидеть мою слабость. Я, чёрт дери, не должна видеть свою слабость, но неотрывно прожигала взглядом отражение в зеркале.
Мать, отец, брат сделали всё возможное, чтобы уйти из моей жизни и не оставить ни единого шанса на возвращение. Что же, это их выбор, а я никого удерживать не собиралась.
Промыла лицо холодной водой, и запоздало вспомнила о туши, которая растеклась под глазами и по щекам. Всё-таки мать в одном была права — я себя запустила. Мои смольные волосы, славившиеся шелковистым блеском, напоминали ветхую солому, форма бровей расплылась, морщинки на переносице от приевшегося хмурого вида углубились, а губы напоминали потрескавшуюся шпаклёвку.
Закрыла глаза и сделала глубокий вдох-выдох, прежде чем достать из сумки бальзам для изгрызенных губ. Один слой, затем второй, третий, и в какой-то момент я настолько сильно возненавидела собственное отражение, что бросила в него бесполезный бальзам.
— Девушка, вы в своём уме? — охнула женщина, подпрыгнувши на месте от внезапного треска стекла. До беления костяшек сжала пальцами края раковины и попыталась успокоиться, абстрагируясь от активных шепотков за спиной.
— Чёртовы курицы! — не выдержала гнетущего внимания и направилась к двери, намеренно задевая плечом презрительно косившихся женщин. — Развели курятник!
Сбежала вниз по ступенькам к ресепшену, оглядываясь в поисках мужчины, и увидела его у автомата с горячими напитками. Справившись с учащённым сердцебиением, попыталась натянуть на лицо улыбку, которая, как оказалось, выдала меня со всеми потрохами. Томас с хмурым выражением на лице передал мне бумажный стакан горячего латте:
— Что случилось?
Пожала плечами и настолько сильно сжала пальцами стакан, что хрупкая «конструкция» выплеснула напиток за свои края. Горячая жидкость неприятно обожгла руки, но от болезненных ощущений вовремя спас Майер, забирая стакан себе:
— Осторожней!
— Сегодня я убедилась, что меня никто не любит, — пожала плечами и заглянула в любимые глаза. — И знаешь, всё равно. Мне никто не нужен!
Томас в удивлении выгнул бровь:
— Отныне сама по себе?
Отлично звучит!
— Меня не любят — я никого не люблю! Око за око, как говорится!
Передал стаканчик обратно, предварительно укутав его в салфетку, и уточнил:
— А меня любишь?
Вот же Мудак! Он не имел права применять запрещённое оружие, но именно им воспользовался, наделяя губы ухмылкой, карий взгляд опьяняющим проблеском. Протянула руку к лицу наглеца и коснулась пальцем ямки его усмешки, внутренне негодуя от подобного вопроса. Разве не очевидно?
— Только тебя, Томас.
Страшно подумать, что стало бы со мной в следующие секунды, если бы любимого Мудака не было рядом. Мои запястья оказались бы изуродованными в той женской комнате, из которой выбежала в поисках спасения. Ещё месяц назад искала спасение в коробке лезвий, а сейчас находила душевное равновесие в надёжных объятьях.
Будучи в автомобиле и делая глоток горячего напитка и прислушиваясь к тихой музыкальной композиции, почувствовала желанное спокойствие. Мы уедем из города, улетим из страны, и больше никогда не вернёмся в места, столь ненавистные нам обоим.
Покосилась на мужчину, в такт музыке постукивающего по рулю автомобиля, и вспомнила ужасные слова «отца» о родительнице Томаса. Умереть от сифилиса, который, непременно, подцепила через свои многочисленные половые связи, — это, чёрт подери, до мурашек по коже страшно. Страшно, когда у тебя есть большие деньги, двое любящих детей и возможности сделать свою и их жизнь лучше. Но ты выбираешь иной путь: доводишь одного сына до фанатического состояния, а второго до безграничной ненависти.
— Как же устала от больниц! — скривилась, когда на горизонте показалось здание женской консультации. — Надеюсь, на этот раз мне дадут единственно-верный ответ.
— Это лучшая клиника в Лондоне.
Я не сомневалась — одного взгляда на сооружение было достаточно, чтобы найти тысячи отличий от предшествующей больницы. Томас, на моё удивление, спорить не стал, когда попросила дождаться в машине. Не хотела переживать щепетильные женские моменты на пару с Майером, который, судя по опустошённой пачке сигарет, нервничал не меньше меня.
Приветливые девушки на ресепшене уточнили личные данные и провели к кабинету некой миссис Кинг, прося о минутном ожидании на комфортабельном диване. Проводила девушку взглядом и оглянулась, подмечая множество журналов на столике с изображением малышей, увешенные информацией о строении женского организма стены и несколько женщин, медленно вышагивающих с выпирающими животами.
Ладони предательски вспотели, заставляя ожесточённо протереть о ткань джинс и в нескрываемой нервозности подняться с дивана. Меня нервировал не столько поход к гинекологу, сколько окружающая обстановка. Много улыбающихся детей, смотрящих с каждого плаката, много счастливых мамаш, поглаживающих свои животы, и я даже слышала младенческий плач в конце длинного коридора.
— Мисс Стаффорд?
— Это я! — тут же отозвалась, чуть ли не вбегая в кабинет, лишь бы оказаться дальше от запаха детской присыпки. Или настолько сильно повязла в мыслях о младенцах, что мне мерещились несуществующие запахи и крики?
— Добрый день, Никки! — улыбнулась женщина лет сорока и протянула руку, которую в ответной улыбке пожала. — Не против, если буду к тебе так обращаться?
Покачала головой и с ужасом уставилась на гору детских игрушек, которыми были уставлены стеллажи за спиной добродушной женщины. Господи, один кошмар хлеще другого!
— Не волнуйся, Никки, — хорошо поставленный голос и правда подействовал успокаивающе, заставляя присесть на стул и расправить плечи. — Ты ко мне пришла, чтобы узнать: беременна или нет, так? Ох-х уж эти тесты на беременность!
Если её и позабавила моя канитель с противоречивыми тестами, то ничем, кроме улыбки, себя не выдала. Несколько минут расспрашивала о моём самочувствии, хронических заболеваниях, аллергиях, уточнила детали о регулярности цикла и средствах контрацепции. Под конец нашей непринуждённой беседы я полностью успокоилась, находя звуки клацанья клавиш по клавиатуре слишком приятными для моего капризного слуха.
— Та-а-к, Никки, давай-ка с тобой хорошенько проверимся, м? Нужно сдать кровь и, пока анализы будут готовиться, я сделаю тебе УЗИ. Согласна?
Да всё, что угодно, лишь бы беременная эпопея подошла к своему логическому завершению. Вид крови — отвратное зрелище, но я настолько привыкла, что глазом не моргнула от ощутимого укола, и согласилась пожертвовать ещё одну пинту для дополнительного анализа.
— Майер оплатил обследование каждой моей косточки? — усмехнулась, когда все анализы были сданы, и мы переместились в устрашающий кабинет с габаритной аппаратурой.
— Примерно так, — посмеялась доктор Кинг и попросила раздеться до пояса, прежде чем я прилегла на оборудованную кушетку. Ультразвуковое обследование — самая непонятная процедура, при которой смотрела в монитор и пыталась понять: серое расплывчатое пятно — это эмбрион или что-то, не входящее в мою компетенцию?
Доктор Кинг настойчиво поводила по области моего живота прибором, пощёлкала по клавишам аппарата и внимательно вглядывалась в монитор. Не выдержала первой: