Я начала понимать слова Лисы, которая предупреждала о странностях многих клиентов.
— А что насчёт тебя, Никки? — карий взгляд внимательно исследовал моё лицо и остановился на губах, дожидаясь ответа.
Я бы нагло соврала, если бы сказала, что ненароком прошлась языком по нижней губе, влажной дорожкой очерчивая пухлый контур.
— Меня вынудили обстоятельства, — тихонько произнесла и покачала головой, прогоняя ненужные мысли, — Мне бы не хотелось вдаваться в подробности.
Этого и не требовалось. По глазам Чарльза видела понимание и ни капли желания настоять на конкретике.
Я опустошила стакан лагера и попросила повторить, чувствуя, как разговор навёл на нас двоих «великие» думы, которые были ни к чему сегодняшним вечером. Именно поэтому обожгла горло четвёртым по счёту стаканом алкоголя и уже без былого отвращения взглянула на помещение.
— Круто играет, — обратила внимание задумчивого Чарльза на маленькую сцену, где виртуозно управлялся с гитарой музыкант, — Немного уныло, но круто.
— Бах в современной аранжировке.
— А-а-а, — глубокомысленно протянула я и осушила ещё один стакан. Чем больше пила, тем милее становились все вокруг.
— Я бы потанцевала, — зачем-то ляпнула и с тоской поглядела на музыканта, — Но при Бахе как-то неловко.
Чарльз рассмеялся:
— Здесь под Баха не танцует, — отсалютовал новой дозой лагера и одним глотком принял внутрь, — Здесь под него пьют.
Захохотала в ответ, хотя смех больше был вызван разыгравшимся в моём организме алкоголем. Клянусь, ещё немного лагера, и я бы пересмотрела свои целомудренные взгляды на Чарльза.
— Эй, парень! — крикнула на всё заведение, стараясь привлечь внимание музыканта, — Да-да, красавчик с длинными пальцами, я к тебе обращаюсь!
«Боже, Никки», — где-то в отдалении услышала голос Миллера, но не обратила никакого внимания:
— Мы сейчас поочерёдно представимся перед Богом от тоски! Сыграй что-нибудь повеселее!
Я самодовольно улыбнулась, когда хор голосов поддержал мою идею, и обернулась к покачивающему головой мужчине.
— Будем танцевать!
— Без меня, Ник, я не танцую.
Не сдержалась — закатила глаза, услышав весёлые мотивы из-под струн музыканта:
— Послушай, какой парнишка молодец, знает, как расшевелить народ. Ты не можешь, когда все танцуют, неподвижно сидеть!
Чарльз обвёл помещение весёлым взглядом:
— Никто не танцует, а если ты решишь быть первооткрывателем, привлечёшь лишнее внимание.
— Например, внимание Джека-Потрошителя? — не сдержалась от кокетливого взгляда, и ладонью провела по крепкому предплечью мужчины, — Ты ведь меня защитишь?
Чарльз неопределённо повёл плечом и потянулся за ещё одним стаканом, но я опередила его намерения. Схватила напиток и быстро закружилась по залу, не обращая внимания на скользкие взгляды похотливых пьяниц, оставаясь во власти карих глаз.
Я звонко рассмеялась, когда две подружки-шлюшки решились выбраться из укрытия поближе к оставшемуся в одиночестве Чарльзу, и, вместо соблазняющего манёвра, который планировала проделать, направилась прямиком к сцене.
— Парень, не хочешь взять перекур?
Пальцы музыканта резко остановились, и он заинтересованно уставился на меня:
— Не против подменить, подруга?
Ох, ещё как была не против!
Алкоголь, как следует, разогрел мои голосовые связки и унял дрожь в пальцах, которая непременно наступила бы, окажись я в центре внимания сброда всего Лондона.
Пока я удобнее усаживалась на стул и настраивала под себя стойку с микрофоном, подружки вовсю активизировались. Радовало одно — мистер Миллер, как и все присутствующие в клоповнике, дожидались циркового представления от подвыпившей девушки. От меня.
— Эм-м-м, я устроила бедолаге перекур, так что отрабатывать придётся за него, — заговорила микрофон и хихикнула под дружный смех посетителей, — Вообще знаете, я рискую, потому что мой приятель, — красноречивый взгляд в сторону скрывающего улыбку Чарльза, — Мой приятель находится под прицелом здешних куртизанок, так что…
Я уже не обращала внимания на шлюшек-подружек, медленно начиная перебирать струны гитары. Когда последний раз садилась за инструмент? Уже и не вспомню, но музыкальный класс с отличием не позволил опозориться перед публикой. Пусть половина из них изливалась чистым самогоном, не понимая, что происходит вокруг, для меня было важно внимание одного посетителя.
— «World was on fire
No one could save me but you
Strange what desire will make foolish people do
I never dreamed that Id love somebody like you
No I dont wanna fall in love
With you»*
Мой преподаватель мог гордиться: голос не дрожал, руки не тряслись, несмотря на то, что я вышла из собственной зоны комфорта. Уделила игре на гитаре ещё минуту, прекрасно понимая, что это первый и последний «концерт», и со смехом отставила инструмент:
— Надеюсь, кто-то из вас ещё не уснул!
Мужик с красным лицом, который уже не пугал своей физиономией, оторвался от очередного глотка ликёра и показал мне большой палец вверх. Что ж, похвалы от «Джека» мне не доставало!
Под дружные аплодисменты я добежала до мистера Миллера и с широкой улыбкой сделала перед ним реверанс:
— Это моё первое публичное выступление, — разоткровенничалась, вставая между широко раздвинутыми ногами мужчины, — Специально для тебя.
Почему-то я думала, он меня поцелует. Знаете, очень легко предугадать момент, когда мужчина хочет тебя и берёт желаемое, но с этим мистером всё выходило слишком странно. Если карий взгляд и кричал о желание, то Чарльз пошёл наперекор своим потребностям — нежно поднёс мою руку к своим губам и невесомо коснулся ими пальцев.
— Я это очень ценю.
Да что с тобой не так?
— С тебя танец, — подмигнула и поспешила опустошить ещё дин стакан лагера. Иначе сойду с ума.
— Где научилась играть?
— Посещала музыкальный класс, — чуть помедлив, добавила, — И вокальный.
Чарльз кивнул:
— У тебя отличный голос и речь чисто английская. Я давно такой не слышал, даже у местных жителей.
— Коренная англичанка, — не без гордости подтвердила, — А в тебе чувствуется американский дух.
— Правда?
— Ага-а! Ты говоришь быстро и проглатываешь половину слов, что свойственно только американцам. Мы, англичане, неторопливы.
Чарльз усмехнулся:
— Действительно. Если бы решился на английский акцент, мои деловые встречи заканчивались бы в конце следующего дня.
— Тем не менее, вы используйте наш язык, — парировала я и очень удачно, раз смогла развести Миллера на смех и закончить извечное противостояние двух культур.
— Я люблю Америку.
Во взгляде мужчины промелькнули смешинки:
— Ты слишком любвеобильна: целых два материка в твоём почёте.
Я не слышала его, продолжая вертеть в пальцах пустой стакан:
— Нью-Йорк — моя мечта! Когда-нибудь я вместе с братом буду там жить, и каждый вечер будем гулять по Таймс-сквер.
— Там слишком многолюдно…
— Всё равно, — пожала плечами и, наконец, обратила внимание на мужчину, — За свой двадцать один год я слишком устала от Европы, чтобы придавать значение таким мелочам.
— Ты была во многих городах Европы?
— Во многих, — по глазам мужчины видела, как он удивлён, но лукавить и строить из себя бесприданницу не стала, — А что на счёт тебя, Чарльз? Ты много путешествуешь?
— По работе — да, но это с трудом можно назвать путешествием.
— В Лондоне ты тоже по работе? — не смогла удержаться от смешка, — Или проездом заглянул на ярмарку Лисы?
Чарльз не поддержал моего юмора:
— Отчасти по работе, отчасти потому, что здесь живёт моя мать.
— Ого-о, — я удивлённо присвистнула, — Далековато вы друг от друга.