Мне то и дело приходится оборачиваться, проверяя, что Малёк не потерялся в этом беснующемся море бедняков. Он пытается поспеть за мной — из-за разницы в длине наших ног на каждый мой шаг пареньку приходится делать два. Встречая лужи и ручьи, корреспондент смешно подпрыгивает, стремясь не испачкаться в их отвратительном содержимом.
Кажется, Лукас робеет, но наперекор мне хочет казаться бесстрашным и уверенным. Вкупе с бешеными прыжками он похож на объевшегося белены зайца.
Догнав меня в очередной раз, парень схватил меня за рукав.
— Лорд Кавендиш, — его голос осип от волнения. — Какой-то мальчишка только что стащил у вас кошелек!
— Ничего удивительного, это же Ист-Энд. Я всегда беру с собой два бумажника, когда приезжаю сюда. Один для беспризорников, другой для собственных нужд.
— А если второй тоже украдут?
— Исключено. Он у Армстронга.
К дворецкому не сунется ни один воришка. В нем с первого взгляда признают авторитета — такого же несчастного уроженца трущоб, сумевшего выбиться «в люди». Жизнь оказалась к нему благосклонна, подарив шанс закончить с разбоем, но проверять его на терпение и потерю цепкости? Нет, дети улиц не настолько глупы.
Вынырнув из удушающей тесноты кривой улочки, мы вышли на небольшую площадь. За высоким крепким забором виднелись несколько больших зданий. Я на миг остановился, сжав челюсти и почувствовав знакомую тяжесть в груди. Слишком уж это место напоминает тюрьму, где мне довелось провести незабываемые шесть месяцев…
Около входа в работный дом выстроилась толпа из бедняков. Сюда сдаются целыми семьями, когда иного шанса выжить не остается.
Я повел Армстронга и Малька в обход очереди, потупив взгляд. Мне-то повезло (хотя о каком везении речь? Спасибо «продажной системе правосудия», как говорит Лукас!). Клифф Кавендищ вышел из своего заточения. А вот выйдут ли они?..
Мы обогнули забор и подошли к калитке черного входа. Около нее, переминаясь с ноги на ногу, нас ожидал невысокий и полный… человек.
Да, хоть я и пользуюсь услугами Оливера Олсоппа, назвать его «джентльменом» никак не смогу.
— Добрый день, господа! Лорд Кавендиш… — толстяк снял шляпу, приоткрыв блестящую лысину, и поклонился, — мистер Армстронг и…
Он перевел недоуменный взгляд на моего третьего спутника.
— Мистер Малькольм, — сказал я и положил руку на плечо Малька. — Мой новый секретарь.
Щуплые плечи напряглись— парень сжался и хотел высвободиться, но в последний момент передумал. Лишь с тоской посмотрел на крыши корпусов работного дома. В его глазах застыл испуг.
— Это мистер Оливер Олсопп. Он помогает мне, когда… В общем, помогает в некоторых щекотливых ситуациях, — надеюсь, журналист все поймет и не полезет с расспросами или нотациями в этот не очень удобный для проповедей момент.
Новоявленный «секретарь» нахмурился, но промолчал.
— Приятно познакомиться! Пойдемте, девушка ждет нас, — Оливер толкнул дверь, а потом вдруг застонал и, понизив голос, произнес с упоением: — Ох, какой же бриллиант я нашел для вас, Ваше Сиятельство! Элайза — настоящая драгоценность! К тому же, девственница…
Когда что-то пошло не по плану…
Я скептически хмыкнул, но позволил Олсоппу и дальше расхваливать неведомую бедняжку. Предлагать дурнушек не в его интересах: чем выше я оценю данные будущей куртизанки, тем большую сумму он получит за сделку. Хотя насчет ее «драгоценности» меня одолевали сомнения. Маловероятно, чтобы в здешних грязи, унынии и мраке могла отыскаться подлинная красота. Тем более — девственная.
Арми остался ждать у входа, а мы с Лукасом и Оливером отправились на встречу с обитательницей работного дома. Изнутри его территория оказалась еще больше похожа на тюрьму, а редкие постояльцы — на изможденных заключенных.
В большом и замусоренном дворе почти никого не было: местное «население» трудится с рассвета и до заката.
— Почему здесь столько зданий? — с недоумением спросил Малёк, а я сделал в голове заметку насчет его прошлого.
Может, он и не из богатеньких слюнтяев вроде меня, но на грани нищеты явно никогда не стоял. Иначе был бы в курсе устройства таких заведений.
— Детей, начиная с двух лет, держат отдельно от родителей. Мужчин от женщин тоже.
— Как, даже женатых?..
— Их особенно, — усмешка вышла горькой. — Чтобы не размножались.