— Обратиться? — нервный смешок вырвался из меня. — Этому не бывать. Я скорее умру!
— Так-то да. В этом-то и проблема, верно? — он подался вперёд, взглядом пригвоздив меня к месту. — Включи голову, дитя. У тебя есть возможность решить все свои проблемы за одну судьбоносную ночь. Стать сильнее, чем ты можешь себе представить. Превратиться из добычи в охотника. Жить… вечно.
Я замотала головой так сильно, что чуть было не заработала мигрень. Я не хотела этого слышать. Он пытался навязать мне ужасные мысли. Обратить меня против единственного известного мне мира, а этого мне не хотелось ни под каким соусом.
— Я не собираюсь обращаться, Энгель. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Можешь держать меня взаперти столько, сколько вздумается. Пусть Орден и Тёмный Легион преследуют меня до конца моих дней. Я никогда не стану такой, как вы. Я никогда не откажусь от своей человечности.
Он вновь щёлкнул языком.
— Как печально видеть, что такой потенциал впустую тратится в молодости, — что-то в его глазах, по-прежнему не отрывавшихся от меня, потемнело. — Возможно, если бы твоя мать была рядом и могла бы направить тебя, ты бы смогла понять, какой бесценный дар тебе предлагают, — он отодвинул стул и медленно поднялся. — Сама она понимала.
Кровь отлила от моего лица.
— О чём это ты? — я сжала ладонями стол с обеих сторон, чтобы удержаться на месте.
«Успокойся, ангел. Ты накручиваешь себя», — раздался голос Доминика в моей голове.
— Что ты только что сказал про мою маму? — повторила я, на этот раз громче, впиваясь ногтями в деревянную поверхность.
— Ты прекрасно меня расслышала. Прислушаешься ты к этому или нет — выбор за тобой.
— Что ты хотел этим сказать? Что ты о ней знаешь? Ответь мне! — выкрикнула я, ударяя руками по столу, поднимаясь на ноги.
Доминик мгновенно подскочил ко мне, хватая за локоть в попытке усадить меня обратно на стул.
— Отпусти меня! Он что-то знает о ней! — заорала я в лицо Доминику, вырывая руку из его хватки, и схватила тарелку со стола. Он вновь поймал меня за руку и отвёл назад, как раз когда я разжала пальцы, и фарфор не долетел двух футов до цели. Тарелка разбилась на осколки у ног Энгеля.
— Наслаждайся остатком вечера, — сказал Энгель, поправляя свою рубашку, словно это не он только что сбросил бомбу на всю мою жизнь. — Уведи её обратно в камеру, пока она не научится себя вести.
ГЛАВА 8. МИЛАЯ ОБМАНЩИЦА
Адреналин всё ещё закипал в крови, когда Доминик и Мез вернули меня обратно в подземелье. Они сразу же ушли выполнять другие поручения Энгеля, ни один из них ни словечка мне не бросил. Мне нужно побыть одной, чтобы осмыслить всё сказанное этим вечером, а я не могла это сделать, пока Доминик мелькает перед глазами, отвлекая меня.
Вечно он отвлекает меня.
А Энгель? Вечно мучает.
Этот сукин сын подразнил меня чем-то. Чем-то связанным с моей мамой. И, конечно же, как и со всеми остальными в моей жизни, секреты, которые он хранил от меня, были игрой, в которую мне предстояло сыграть.
Вот только правил мне не рассказали.
Я была беспомощна, совершенно одна, опять за бортом своей собственной жизни.
— Грёбанный трусливый мудак! БУДЬ ВСЁ ПРОКЛЯТО! — заорала я во всё горло и упала, ударившись коленями о грязный бетонный пол. Слёзы защипали уголки глаз, но это не были слёзы боли или жалости к себе. Это были слёзы от злости — неконтролируемой ярости, забурлившей в моих венах, как бушующее цунами.
Мои ладони будто жгло огнём, а сердце колотилось на опасной скорости. Мой гнев был диким, необузданным, и он когтями рвался наружу, как обезумевшая птица, крича, чтобы я выпустила его на волю. Мне нужно было дать выход эмоциям, сорвать на ком-нибудь всю свою злость, или я взорвусь на миллион кусочков, которые нельзя будет склеить, прямо здесь, в подземелье мертвеца.
Лица моих врагов мелькали перед глазами, дразня своими преступлениями и вечной ложью, насмехаясь надо мной, над моими попытками найти разумные ответы на их бредовые загадки. Моя рука сжалась в кулак — трясущаяся, пульсирующая — с хрустом, с каким я ломалась изнутри. Нет больше места, где можно сдержать всё это. Нет места, где я могла бы всё это спрятать.
Я врезала кулаком в прочную бетонную плиту подо мной. Мои костяшки тут же разбились, алая жидкость потекла на пол рядом со мной, заливая окружающее пространство моей болью, но как же хорошо мне стало. Я долго смотрела вниз на неё — мою дьявольскую кровь — и затем ударила снова. Я била снова и снова, как психопатка, высвободившаяся из смирительной рубашки, и остановилась, только когда все мои слёзы высохли, а рука больше не чувствовала боли.