Но он по-прежнему и пальцем ко мне не прикоснулся. Он просто ласкает себя, смотря на мой голый зад. Даже не знаю, чувствовать ли мне себя униженной или польщенной.
«Он просто насмехается над тобой», — говорю я себе. — «То, что он не насилует тебя, еще не делает его человеком, отличающимся от Сальвадора».
Когда я успела начать думать, что он… лучше?
— Ты такая сочувствующая, — слышу я его стон из-за спины; его голос низкий, грубый и затуманенный страстью. — Такая хорошая. Почему же мне кажется, что в тебе скрывается плохая девчонка, рвущаяся на свободу? — Я молчу, в то время как его дыхание учащается вместе с движением руки. — Возможно, если я кончу на твою прекрасную спину, — шепчет он, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Кончу на буквы своего имени. Вотру себя в твою кожу и твою кровь. Возможно, тогда это девочка вырвется? Пробужу ли я этим настоящую Луизу? — он глубоко стонет, и этот стон пробирает меня до костей. — Скоро узнаем это, верно, дорогая моя? — Он резко втягивает воздух и стонет еще громче. — Бл*ть, — кричит он, задыхаясь. — Черт возьми.
На мою спину брызжет горячая жидкость, заставляя меня вздрогнуть от удивления. На какой-то момент все, что я слышу — это его тяжелое дыхание. Жду, не зная, насколько буквальными были его предыдущие слова.
Слышу, как молния его джинсов возвращается на место, после чего он нависает надо мной.
— А я хорошо смотрюсь на твоей коже, — бормочет он. Прижав руки к моей спине, он начинает втирать липкую жидкость в мою кожу и мои раны. Прикусываю губу, сдерживая крик, потому что это настолько больно, что мои глаза наполняются слезами. — Наконец-то, — шепчет он, и я чувствую, что он пристально за мной наблюдает.
Больше он ничего не говорит, продолжая втирать, пока моя кожа не впитывает все, как он и хотел. После этого, он развязывает веревку и отходит от меня.
Опускаю руки на пол, и он обходит меня, отчего я оказываюсь смотрящей на его ботинки. Он присаживается, пока наши глаза не оказываются почти на одном уровне, и протягивает мне платье.
— Спасибо, — говорит он с улыбкой, и его глаза мерцают в ленивом возбуждении. Потом он хватает меня за руки и поднимает, натягивая на меня платье, пока я не оказываюсь снова прикрытой. — Можешь идти, — говорит он. С удивлением смотрю на него, что вызывает у него еще одну улыбку. — В свою комнату, конечно, — уточняет он. Внезапно, он разворачивается и щелкает пальцами. — Тито, — кричит он, после чего в кухню входит охранник, который ранее мне подмигнул. — Отведи ее в комнату.
Чувствую, как мои щеки вспыхивают от смущения — видел ли этот мужчина все? Если да, то Хавьеру определенно наплевать, кто видел, как он на меня кончает. Хавьер наклоняется к столу и протягивает мне тарелку с нетронутой едой, которая предназначалась Эстебану.
— Чуть не забыла свой завтрак.
С этими словами он разворачивается и уходит, скрываясь в одной из комнат.
Пораженно смотрю ему в след, удерживая в руке тарелку с едой.
Тито рукой указывает мне идти в сторону лестницы, изображая вежливость. Я едва замечаю, что выглядит он молодо, но устрашающе, перед тем как подняться по лестнице и вернуться в свою комнату. Он захлопывает за мной дверь, закрывая ее на замок, и я снова остаюсь в одиночестве с едой, которую не хочу, но которая нужна мне, и мыслями о том, что мне не нужно, но чего я хочу.
Глава 9
Луиза
Когда следующим утром встает солнце, я чувствую себя настолько уставшей, что мне кажется, будто меня накачали наркотиками. Это не так — я просто не спала всю ночь. Тот факт, что я не могла лечь на спину, потому что Хавьер поздно вечером вырезал на ней букву «В», вовсе не помогал мне расслабиться, но главной причиной бессонницы являлись кошмары, поджидающие меня за каждым углом.
Я никогда не относилась к тем девушкам, которые боятся темноты: когда я была маленькой, мне очень нравились страшные и захватывающие истории, которые мне рассказывал папа. Однако сейчас все эти истории воплотились в жизнь, и каждый раз, просыпаясь от очередного кошмара, я понимаю, что реальность не лучше.