Я должна была быть благодарна за то, что он не убил меня, что для него это не было даже вариантом. Неделю назад я была бы уверена, что он отрубит мне голову, причем с ликованием. Теперь он был готов принять удар по своему эго, не только чтобы не убивать меня, но, и чтобы отпустить. Не говоря уже о том, чтобы позволить мне осуществить план, который я, его заложница, инициировала.
И все же, я по-прежнему желала большего. Я хотела, чтобы он попросил меня остаться здесь. Хотела, чтобы он протестовал еще хоть немного. Могли быть и другие способы обойти все это. Он мог бы уехать и увезти моих родителей в безопасное место, а меня оставить здесь, как свою. Я бы с радостью осталась. Возможно, в этом доме не было любви, но это было лучше, чем дом ненависти.
Я не могла найти слов. Не видела смысла. Должно было быть достаточно того, что он, наконец, увидел во мне человека. Просто то, что я была человеком, означало, что я также хотела того, чего не могла иметь.
Его.
На следующее утро, после крепкого сна, меня разбудил стук, Эсте принес мне завтрак. Он был одним из последних людей, которых я хотела видеть.
— Я подумал, что ты заслужила завтрак в постель, поскольку это твой последний прием пищи с нами и все такое, — сказал он, закрывая за собой дверь ногой и ставя поднос на прикроватный столик. Он бросил на меня косой взгляд. — Только потому, что ты уходишь, я могу надеяться, что ты не стукнешь меня по голове миской с фруктами или еще чем-нибудь. — Я не улыбнулась, а просто уставилась на него. — Сегодня без шуток, да? — спросил он, пожав плечами. Он сел на край кровати, и я инстинктивно притянула ноги к себе. — Знаешь, Луиза, я думаю, что мы, возможно, начали не с той ноты. Но я просто хотел, чтобы ты знала: ты мне нравишься.
Я поморщилась.
— Это должно быть чем-то хорошим?
— Это ничего не значит, — сказал Эсте. — Но я понимаю, почему Хавьер так одержим тобой.
— Одержим? — это было новостью для меня.
— Не будь слишком польщена, — сказал он язвительно. — Хавьер легко становится одержимым. Хотя с женщинами это случается нечасто. Учитывая то, как все складывалось для него в прошлом, и его преданность делу создания империи, я удивлен тем, как все обернулось.
— Но ты недоволен этим, — сказала я.
— Да. Я думаю, что он позволил своим чувствам к тебе затуманить его рассудок. Но все могло быть и хуже. — Чувства ко мне? Я хотела попросить его уточнить, рассказать больше. Но понимала, что это чертовски неуместно, учитывая мои ужасные обстоятельства, и внутренне укорила свое сердце за то, что оно даже пропустило удар. Эсте изучал мое лицо. — Просто чтобы ты знала, — сказал он осторожно, со знанием дела, глядя в глаза, — его чувства к тебе означают только то, что он не убьет тебя. Вот и все. Большего ты от него не добьешься. Это все равно, что добывать кровь из камня.
— Знаю, — быстро сказала я. — Никогда не думала иначе.
Он кивнул и похлопал по кровати.
— Хорошо. Ну, я полагаю, мне пора идти. Надеюсь, все это того стоит. Ты могла бы так же легко исчезнуть и получить новую личность, новую жизнь, новое все.
Я покачала головой.
— Не могу так поступить. У меня есть совесть.
— И это будет твоей смертью, — сказал он. — Хуанито приедет за тобой через час. Это долгая дорога, как ты знаешь, — он встал и сделал паузу, как будто что-то вспоминая. — О, и еще раз прости за то, что ударил тебя электрошокером.
Я холодно посмотрела на него.
— Правда? Я все еще думаю о том, чтобы ударить тебя по голове этим подносом, просто так.
Он усмехнулся.
— Я так и думал.
Он открыл дверь.
— Эстебан, — окликнула я его. — Не мог бы ты позвать сюда Хавьера?
Его лицо скривилось в сомнении.
— Я постараюсь.
Дверь закрылась, и я стала ждать. Когда час приблизился, я надела платье и кроссовки — единственные вещи, в которых мне предстояло притвориться, что я сбежала. Больше у меня ничего не было. Ни денег, ни документов, ничего. Я уставилась на свое лицо в зеркало. Мне было интересно, увидит ли Сальвадор ужас в моих глазах и примет ли его за то, где я была, а не за то, куда собиралась. Я надеялась на это.
В конце концов, за пять минут до того, как закончился песок в песочных часах, ко мне пришел Хавьер. Он надел маску элегантности и безразличия, его необычайно красивые черты лица приобрели вид скульптуры. Но я не понимала, что хотел сказать художник: это человек в отрицании? Или человек без души? А может человек, который построит империю и наследие, чья гордость сформировала это? Или вот человек, который впервые в жизни не знает, кто он?