– Да ладно тебе, Хави, – говорит Эсте. – Если тебе от этого станет лучше, то мне чертовски больно.
– Что-то не похоже, – я хмурюсь.
– Ну, какая польза от Доктора, если он не может постоянно держать тебя под кайфом? Маки, Хави, из тех гор, в которых мы находимся, возможно, даже с ферм самого Сальвадора. В чужой монастырь...
Вижу, что он не настолько обкурился, потому что, если бы это было так, то он бы одурел, но мысленно делаю заметку поговорить об этом с Доктором. Боль – это урок, и, кроме того, нам всем нужны ясные головы. Именно поэтому у меня низкая толерантность к употреблению наркотиков. Уверен, для многих это нелепо, учитывая то, что на этом построена моя империя, однако я слишком много раз обжигался из-за бывших работников, чья зависимость не только вредила им, но и делала мятежниками.
Что касается меня, участие в этом я почти не принимал. Было время после тюрьмы, когда я понимал, почему некоторые люди предпочитают наркотики реальности. Это был один из моих моментов слабости, но даже в нем я нашел силу. Обнаружение того, насколько зависимыми становятся люди, как правильные наркотики могут придать забвению каждое разбитое сердце и исцелить разрушенную гордость, помогло мне понять, что картели в какой-то степени оказывают миру услугу. Мы даем людям убежище от их жалкого существования.
Постукиваю пальцами по столу, переведя взгляд на улицу за окном, где солнечные лучи пытаются проникнуть сквозь облака.
– Предполагаю, хорошая сторона в том, что через два дня он с нами свяжется.
– Сколько букв осталось? – спрашивает Эсте.
– Сегодня «Е» и завтра «Р».
– А потом прощание.
– Верно, – прочищаю горло. – Потом все закончится.
– Не могу понять, ты расстроен, что это заканчивается, потому что наслаждаешься пытками или... по другим причинам.
– А ты как думаешь? – резко смотрю на него.
– Я вообще не думаю. Урок усвоил, – он улыбается и осторожно встает.
– Продолжай в том же духе.
Со злостью смотрю на него, он кивает и покидает комнату, пытаясь не хромать. Как только он уходит, оставив меня наедине, открываю ноутбук и смотрю на экран. Это фотография Луизы, которую Мартин сделал на свадьбе. Мне кажется, что намного безопаснее наблюдать за ней издалека, хоть я знаю, что она находится в комнате этажом выше, знаю, что мне придется вернуться туда сегодня, с ножом в руке, и столкнуться с ней лицом к лицу.
После ужина я решаю сам отнести Луизе еду. Я поговорил с Доктором о том, чтобы он уменьшил дозу морфия для Эсте, и вызвался сам приготовить ужин. Всегда хорошо готовил, и мне любопытно, заметит ли это Луиза. Для этого отправил Франко в местную деревню за физалисом, лаймом и кукурузой.
Замираю у ее двери, глубоко вдыхая. Краем глаза я вижу, что охранник возле лестницы пытается не наблюдать за мной, и автоматически выпрямляюсь. Быстро стучу и жду несколько секунд, прежде чем постучать снова.
От Луизы ничего не слышно, даже «отъ*бись» или крика проваливать. На улице уже темно, вечер, поэтому она должна знать, что это я, и по какой причине пришел. Ее молчание вынуждает меня открыть дверь.
В комнате свет не горит, и, из того, что я могу видеть, в кровати девушки нет. Быстро закрываю дверь и включаю свет, готовясь попасть в засаду. Луизы не видно, но дверь в ванную закрыта. Я не слышу ее, что заставляет мое сердце пульсировать от беспокойства. Напрягаю мозг, пытаясь сообразить, есть ли там что-нибудь, что может причинить ей боль.
Однако это могу сделать только я.
Медленно опускаю поднос на прикроватный столик.
– Луиза? – зову я тихо.
Никакого ответа.
Подхожу к двери в ванную и стучу по ней костяшками пальцев, повторяя ее имя и скрывая срочность в голосе. Зная, что на этой двери нет замка, поворачиваю ручку и медленно ее открываю.
Зеркало в ванной запотело, скрывая мое отражение. Одежда Луизы разбросана по полу. Сама она лежит в ванне, обнаженная и беззащитная. Волосы расплылись вокруг нее подобно чернилам осьминога.
Ожидаю, что она прикроется, со злостью посмотрит на меня, но Луиза просто уставилась вперед, не сводя глаз с капель конденсата, стекающих по краю ванны. Все, что я могу, это смотреть на ее обнаженную фигуру, на соски, выглядывающие из воды и на то, как прекрасно уязвимой она выглядит. Мне это нравится. И моему члену тоже. Он натягивает ткань моих джинсов, и я впервые решаю это проигнорировать.
– Я принес тебе ужин, – говорю я, когда мне удается собраться с мыслями.
– Ты нервно звучал, – отвечает она ледяным голосом, избегая встречи с моим взглядом.
– Я волновался, – признаю, делая шаг в ее сторону. Приседаю, чтобы мы находились на одном уровне и придерживаясь рукой за край ванной. – Боялся, что что-то случилось с моим самым ценным активом. Без тебя мне нечего будет обменивать.
– Верно. Ну, как видишь, я жива, – она слегка улыбается.
– Тебе больно? – замечаю, что она лежит, опираясь на голову, а не спину.
Ее улыбка исчезает, но она ничего не говорит. Я знаю, что девушке больно.
– Наклонись вперед, – говорю я ей.
– Зачем?
– Хочу насладиться своей работой.
– Ты предпочитаешь наслаждаться не моим телом, а своей работой? – она наконец-то встречается со мной взглядом.
Я тяжело сглатываю, но умудряюсь улыбнуться.
– Я могу наслаждаться и тем и другим. Твоя спина так же красива, как и все в тебе. Возможно, даже красивее.
Но это ложь. Я понимаю это, как только она наклоняется вперед. Протягивая руку, убираю ее темные, тяжелые и мокрые волосы со спины, перекидывая их через плечо. Теперь ее спина выглядит уродливо, раны от электрошокера вместе с этим глубоким «Ь» рваные и грубые, а плоть содрана и распухла от воды.
Она выглядит настолько маленькой, невинной и беззащитной в этой ванне, в контраст с буквами, что я ощущаю нежелательный толчок стыда. Это почти сбивает меня с ног, и я понимаю, что схватился за край ванны намного сильнее, чем хотел.
К сожалению, она тоже замечает это, устремляя взгляд к моей руке.
Мне нужно исправить это прямо сейчас. Она просто женщина, женщина, не имеющая большого значения. Я не знаю ее, и она не знает меня. И никогда не узнает. Через два дня она или уйдет или будет мертва, поэтому испытывать стыд и угрызения совести из-за того, что я сделал, бесполезно, нелепо и опасно. Чертовски опасно.
– От тебя просто дыхание захватывает, – говорю ей, плотоядно улыбаясь. – Такая красавица, испытывающая такую боль.
– Я не испытываю боль, – говорит она. – Если пришел, чтобы вырезать еще одну букву или снять видео, тогда делай это. Не притворяйся, что ты здесь ради того, чтобы меня накормить.
– Возможно, я здесь для кое-чего еще, – я медленно и сладко осматриваю тело девушки, позволяя ее виду вызвать во мне всплеск похоти.
Я жду, когда в ее глазах появится страх, но этого не происходит. Однако там есть кое-что другое, то, что я видел только раз или два на ее лице. Любопытство. Хорошо это или плохо, казалось, она интересуется, что я могу сделать с ней. Или, возможно, для нее.
Она смотрит в сторону, разрывая жаркий контакт между нашими глазами, и прижимает колени к груди.
– Ну, если ты тут для кое-чего еще, тогда делай это.
Цокаю языком.
– Ты странная, Луиза. Тебе нужно знать, что не стоит соблазнять дьявола, – протягиваю руку и провожу пальцем невидимую «Е» на ее спине. Она вздрагивает от прикосновения, но не останавливает меня. Интересно, что еще она позволит мне сделать? Если я протяну руки и прикоснусь к ее груди, подчинится ли она как в прошлый раз? Будет сопротивляться? Или будет хотеть этого, желать?
Держу пари, у нее никогда прежде не было оргазма. Обнаруживаю, что наслаждаюсь мыслью о том, чтобы показать ей и боль, и удовольствие.