Единственное, что действительно беспокоит меня (помимо того, что произойдет со мной в конце недели) – то, что мы покидаем конспиративную квартиру и едем туда, где живет Хавьер. То место, несомненно, будет отлично охраняться, но то, что мы вообще отправляемся туда, не может быть хорошим знаком. Меня все еще считают врагом, и не важно, заложница я или нет. Я – жена Сальвадора и могу вернуться к нему, рассказать ему обо всем, быть его шпионом, чтобы отомстить своему жестокому похитителю – Хавьеру Берналю.
Все выглядит так, словно Хавьер доверяет мне, хотя у него нет на это никаких причин.
И по какой-то причине это пугает меня.
«Собирала вещи» я не долго – просто запихнула одежду обратно в пакет, в котором ее принесли. Теперь я считаю ее своей, только мне приходится подтягивать длинные юбки, чтобы те не спадали. Это одежда является частью меня, частью этого тревожного перехода от одной жизни к другой. На некоторых вещах есть пятна крови, которые не отмыть водой и мылом, но мне плевать. Мне нравятся эти пятна, потому что они означают, что я выжила.
Эстебан входит в мою комнату с наручниками и повязкой на глаза, слегка хромая. Я спросила его как-то, что случилось, но он не ответил. Скорее всего, он слишком дерзко вел себя с Хавьером, и я рада, что его поставили на место.
К сожалению, Эстебан не один: я вижу, что за дверью маячит Франко.
– Что происходит? – спрашиваю, пытаясь не паниковать.
– Тебе не нравятся извращенные игры? – говорит Эстебан с ухмылкой, приближаясь ко мне. Инстинктивно делаю шаг назад. Остановившись, он насмешливо смотрит на меня. – Эй, да ладно тебе. Я просто подготавливаю тебя к поездке. Ты ведь не думала, что мы позволим тебе увидеть место, в которое отвозим? – Вероятно, он прав. Значит, я просто сменяю одну золотую тюрьму на другую. – А теперь будь хорошей девочкой, – говорит он. – И нам не придется причинять тебе боль.
Тут в комнату входит доктор, в руке у которого шприц. Ага, так я и позволила им накачать меня снотворным.
– Я уже устала быть хорошей девочкой, – рычу я.
Эстебан хмурится, и тут я хватаю лампу, стоящую неподалеку, и швыряю ему в голову, попадая в то же место, куда попадала камнем. Эсте ругается, когда вокруг него разлетаются осколки, но я уже перелажу через кровать и беру вторую лампу, готовясь бороться с доктором.
Однако, когда я оборачиваюсь, Франко входит в комнату, отпихивая доктора с дороги. Суровый блеск в его глазах и большие мышцы показывают, что с ним мне не справиться, даже если я смогу подобрать осколок стекла и воткнуть ему в глаз. Ничто его не остановит.
Он бросается на меня и отталкивает так, что я врезаюсь в стену, отчего перед глазами у меня начинают мелькать звездочки. Внезапно, жесткие руки хватают меня за предплечья и так сильно сжимают, что мне кажется, они сейчас треснут как веточки. Через шум крови в ушах слышу, как кто-то кричит.
Затем раздается выстрел, и хватка Франко слабеет, потому что сейчас он матерится и вопит от боли.
Прищуриваюсь, пытаясь увидеть что-нибудь и остаться на ногах, несмотря на головокружение, и замечаю Хавьера, стоящего в дверном проеме с пистолетом в руке. Опустив взгляд на Франко, вижу, что он сжимает ногу, в то время как из его ботинка на пол бежит кровь.
– Еще раз дотронешься до нее, – произносит Хавьер, глаза которого пылают от ярости, – и я отрежу ногу, в которую выстрелил. А затем вторую. И твои руки, – он приближается, все еще направляя оружие в сторону Франко, – и твой сморщенный член. – Он прицеливается в его ширинку. – Потом я нассу на каждую рану. Твою голову я сниму последней, чтобы ты мог видеть, как исчезаешь по частям, а после я нассу в твой череп. Ясно?
Франко говорит ему отъе*аться.
Вся комната, казалось, замирает.
Однако Хавьер быстро приближается к Франко и ударяет его, хотя тот вдвое больше него. Он бьет его настолько сильно, что изо рта охранника брызжет кровь, покрывая мои руки и грудь. Я тут же задерживаю дыхание, думая, что Франко этого так не оставит, но ничего не происходит. Власть – это все, а у Хавьера она есть, и он только что доказал это.
Выпроводив Франко, он бросает в мою сторону тревожный взгляд, прежде чем повернуться к остальным присутствующим: охраннику у двери, старому доктору со шприцем и Эстебану, который держится за голову и матерится.
– Я просто попросил вас привести Луизу ко мне, долбаные придурки, – Хавьер со злостью смотрит на доктора. – Я не говорил, что ее нужно усыпить, и не просил втягивать в это Франко. Задание было проще простого, а теперь у меня появилась еще одна причина делать все, мать вашу, самому, чтобы сделать это правильно, – он кивает Эстебану подбородком. – Оставьте повязку и наручники и проваливайте нафиг отсюда, прежде чем я снова потеряю терпение. – Мужчины беспрекословно повинуются, оставляя нас с Хавьером наедине. Хавьер вздыхает и проводит рукой по лицу, прежде чем снова посмотреть на меня. – Он причинил тебе боль? – устало спрашивает он.
– Не больше, чем ты, – отвечаю я.
Он кивает.
– Хорошо. Потому что я имел в виду то, что сказал.
– Насчет чего?
– Насчет его прикосновений к тебе. Я не хочу, чтобы кто-либо дотрагивался до тебя, и не позволю этому произойти, так что не волнуйся.
– Ну, не знаю, вы все тут очень обидчивые, – говорю я невесело.
– Я серьезно, – произносит он, делая шаг в мою сторону и нежно обхватывая рукой мой затылок. Его глаза впиваются в мои, я не в силах отвести взгляд. – Обещаю, что буду защищать тебя, а я всегда держу свои обещания, – он замолкает и облизывает губы. – Единственный человек, от которого я не смогу тебя защитить – я сам.
Я в это верю и, как бы странно это ни было, меня это даже не волнует. Я смогу пережить его, его прикосновения, его гнев, его страсть, потому что начинаю понимать Хавьера. А вот остальных я пережить не смогу.
– Хорошо, – произношу я медленно, все еще смотря на него.
Мне интересно, что он видит во мне. Не может быть, чтобы он смотрел на меня так проницательно, что я чувствую это сердцем, и ничего не видел. Мне хочется знать, кем я являюсь в его глазах.
Однако Хавьер внезапно отводит взгляд и прижимает руку к своему затылку.
– Боюсь, мне все еще придется надеть на тебя повязку и наручники, но обещаю, что всегда буду рядом.
Прикусив губу, я киваю, пока он берет с кровати черную шелковую повязку и наручники.
Послушно протягиваю ему руки.
– Ты предпочитаешь сзади или спереди?
Хавьер открыто улыбается, и это выглядит просто ошеломительно красиво. Его лицо кажется таким молодым, почти ангельским.
– О, моя королева красоты, знай, что мне это нравится всеми возможными способами.
– Я имела в виду наручники, – произношу неровным шепотом, все еще испытывая потрясение от его красоты.
Он наклоняет голову.
– Ну, давай, на всякий случай, сегодня наденем их сзади. Чем больше ты узнаешь, тем лучше. – Быстро приблизившись ко мне, он протягивает мои руки за спину и защелкивает на запястьях тяжелые металлические наручники.
Когда Хавьер накрывает мои глаза повязкой, я проглатываю каплю страха, сформировавшуюся в горле. Мир вокруг меня погружается в темноту, за исключением крошечного проблеска света снизу. Теперь я абсолютно бессильна и полагаться могу только на своего похитителя.
Мне остается только молиться, что он действительно держит слово.
Осторожно взяв меня за плечо, он прижимается губами к моему уху.
– А теперь я возьму твою сумку и помогу тебе спуститься по лестнице к машине. Ты зайдешь в нее первой, а я за тобой. Если во время поездки тебе понадобится выйти в туалет, то... Ну, что ж, вокруг полно деревьев. Я попытаюсь не наблюдать за тобой слишком пристально.
На эти слова я поднимаю бровь, и ткань повязки слегка смещается из-за движения.
– Как любезно с твоей стороны.
– Я слышал оскорбления и хуже.
Чувствую, что он улыбается.
Оставаясь верным слову, Хавьер действительно не отходит от меня за время мучительно долгой поездки. И, как он и сказал, он находится со мной даже тогда, когда мне приходится выйти, чтобы сходить в туалет. Я пыталась избежать этого, но до его дома добираться пришлось восемь часов, и даже мне не удалось столько терпеть. Ничего не сравнится с попыткой сходить в туалет в джунглях с повязкой на глазах и наручниками на запястьях. Думаю, хоть в такой-то момент Хавьер мог бы, и снять чертову повязку, но, судя по смеху, доносившемуся из-за деревьев, так было забавнее. Для него.