— Я заеду за вами, ну, скажем, в десять. Чтобы не попасть в часы пик.
— Договорились.
Лишь после его ухода я полностью осознал ситуацию. Я так долго и так сильно желал встречи с Софи! Но страх разбередить старые раны буквально сковал меня. Я ощущал его и на следующее утро, и во время всего нашего путешествия.
Мы без особого труда нашли нужный дом. Он находился примерно в миле от деревни, около дороги и был окружен парком. Рядом с резными чугунными воротами в нише кирпичного столба виднелся телефон. Судя по внешнему виду, дом был типичным произведением Лютьенза — с остроконечной крышей, из красного кирпича; часть фасада была увита диким виноградом. В доме царила тишина.
Я набрал в машине Пирсона номер телефона, который он мне дал. Ответил мужской голос.
— Простите, могу ли я поговорить с миссис Блэгден? — Мой голос прозвучал необычайно хрипло.
Наступила пауза.
— Миссис Блэгден?
— Да. Она здесь?
— Как прикажете о вас доложить?
Я набрал воздуха и назвал свое имя. Снова пауза.
— Уивер?
— Да.
— Минутку, сейчас спрошу.
Я услышал разговор, и наконец трубку взяла Софи. Меня прошиб пот.
— Мартин?
— Да… Софи? Вот уже скоро год, как я пытаюсь тебя разыскать. Тебе говорил твой поверенный?
— Возможно. Но время было тяжелое.
— Да, конечно… Я тоже очень переживал. А для тебя это, наверно, было настоящим ударом.
— Да, в общем, да. — Странно, но в ее голосе не было уверенности.
— Никогда бы не подумал, что Генри может совершить нечто подобное.
— Чужая душа — потемки.
— Твой поверенный сказал, что в то время ты была за границей.
— Да.
Беседа явно не клеилась.
— Послушай, это не телефонный разговор. Может, встретимся? Ты, видимо, гостишь у друзей. А я здесь, неподалеку. Удобно это тебе?
— Только не сегодня.
— Хорошо, назначь время. Завтра устраивает?
— Завтра четверг, да? Нет, по четвергам не могу. И по вторникам тоже. Давай в пятницу.
— Как насчет ленча? Предпочитаешь здесь или в городе?
— Лучше в городе.
— Отлично! Я закажу столик в «Сан-Лоренцо», как в старые добрые времена. В час дня годится?
— Да. Я приеду.
— Ты узнаешь меня? — Она не ответила. Разговор прервался.
— Итак, путешествие закончилось? — спросил Пирсон.
— Вроде бы да. Я вам так благодарен! Вы и представить себе не можете!
— Взят рекордный вес, а?
— Да. Прямо-таки не верится. Снова услышать ее голос. Столько лет прошло.
— Она объяснила, что за Сеймур?
— Нет.
— Ладно, не будем придавать этому особого значения.
Позднее это его замечание показалось мне странным. На обратном пути в Лондон я почти все время молчал, пытаясь найти объяснение ее неразговорчивости: то ли она растерялась, услышав мой голос, то ли была не одна, когда вела разговор, то ли знала, что смерть Генри фальсифицирована. Постепенно возбуждение мое улеглось.
Прежде чем попрощаться, Пирсон обещал позвонить, если отследит какие-то имена из списка, данного мною.
— Я ваш должник, — сказал я.
— Все в свое время. Надеюсь, вы довольны нашим сотрудничеством?
Я немедленно заказал столик в ресторане, попросил, чтобы он был не на виду, и почувствовал себя словно юноша в предвкушении первого свидания.
В спальне я выдвинул ящик старого, обитого внутри кожей комода, достал сложенную, уже измятую фотографию обнаженной Софи, на которую время от времени поглядывал, испытывая при этом боль, как настоящий мазохист. Вот и сейчас, разглядывая ее, я буквально терял рассудок, как это было когда-то. Я вспомнил любовные игры среди дня, купание вместе, то ощущение счастья, когда, проснувшись утром в узкой постели, чувствовал тепло ее тела. Почему я не обладаю хоть каплей того дара, что Джойс, которому удалось выразить в своих великих монологах из «Улисса» всю силу и страсть любви!
В пятницу я проснулся гораздо раньше обычного, словно мне предстояла сложная хирургическая операция. В ресторан приехал на двадцать минут раньше назначенного времени и заказал вино, не шампанское, которое счел неподходящим к случаю, а итальянское белое, очень дорогое.
Я знал, что Софи опоздает — пунктуальность никогда не была ее достоинством, — и спокойно ждал до половины второго. Но к двум часам понял, что она не приедет. Иначе предупредила бы по телефону, что опоздает, объяснила бы, в чем дело. Чтобы скрыть неловкость своего положения, я поковырял макароны в тарелке, потихоньку расплатился и ушел. Шум на улице показался мне каким-то потусторонним. Я был в полном отчаянии! Я так ждал, так надеялся! Был готов к любому повороту событий, только не к полному отказу.