— Все бабы суки, правильно я говорю? Выкаблучиваются, лягаются всю дорогу, правильно я говорю? Правильно? Ну скажи!
То ли он обиделся за мое полное равнодушие к его проблемам, то ли просто перебрал, но тон его вдруг резко изменился.
— Что уставился, мистер? Я тебя знаю, ты ее дружок! Дружок этой дряни! А раз так, я тебя убью!
Он попытался встать на ноги, но, поскольку ремень у него отобрали, а джинсы были расстегнуты, оступился и медленно повалился на бок. Он полежал немного, что-то бормоча, потом снова стал дергаться. Я поднялся с постели, осторожно обошел его и, добравшись до дверного молотка, принялся отчаянно стучать. Дверь открыл пожилой полисмен. Заглянув внутрь, он выругался:
— Вот засранец вшивый, каждый раз одно и то же.
Он опять захлопнул дверь. Пьяный все еще валялся на загаженном полу, но стоит ему проснуться, думал я, и все начнется сначала. Не сводя с него глаз, я на всякий случай собрал свои вещи. Полисмен вернулся только минут через пятнадцать. Он принес ведро воды и окатил из него детину — без всякого эффекта.
— Ну и пусть валяется в своем дерьме, — сказал полисмен. — Проснется и сам все уберет.
Всю ночь в камере воняло, но, к счастью, пьяный проспал до утра и больше меня не беспокоил. Проснувшись, он вел себя по-другому: хныкал и каялся, а потом, прежде чем его увели, убрал за собой. Я почти не спал, стараясь придумать, как выбраться из сложившейся ситуации. Придется, видимо, так или иначе раскрыть Трэвису суть дела. Мне, конечно, никак не улыбалась перспектива попасть в американскую тюрьму, а сейчас она была вполне реальной.
Мне принесли завтрак и разрешили воспользоваться умывальной комнатой. Там я умылся и снова почувствовал себя человеком. Наконец я решился и попросил о встрече с Трэвисом, сказав, что готов сделать заявление. На исходе утра явился Векслер и отвел в кабинет Трэвиса.
Свое отрепетированное заявление я начал с того, что был потрясен гибелью Клемпсона.
— Я оказался в тупике, и этим во многом объясняется мое вчерашнее поведение.
Трэвис перебил:
— Ладно, о’кей. Давайте о главном.
— Меня зовут Мартин Уивер, я действительно писатель, и вы можете это проверить. В вашем книжном магазине наверняка есть мой последний роман — карманное издание. Там на последней странице обложки вы увидите мое фото и убедитесь, что это я.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Как называется?
— «Шестая колонна».
Помолчав, Трэвис сказал:
— Снова тянете время, а мне нужны факты. — Он обернулся к Векслеру: — Узнай, где можно достать эту книгу.
Когда Векслер вышел, я сказал:
— Я готов сделать развернутое заявление.
— Только не в порядке одолжения, ладно? Мне ни к чему очередная порция хреновины.
Ночью я понял, что единственный, кто может помочь, — это Гиа. Удивительно, как это я раньше о нем не вспомнил. Он знал подоплеку всей этой гнусной истории лучше, чем бедняга Клемпсон. Но, чтобы убедить Трэвиса, в моей ситуации даже этого могло оказаться недостаточно. Я наделал слишком много ошибок, и это, пожалуй, был мой последний шанс.
— Можно включить магнитофон? — спросил я. — Я хотел бы, чтобы то, что я скажу, было записано.
— И я тоже.
Он включил магнитофон и приступил к официальной процедуре, продиктовав вначале дату и время.
— Продолжайте. Назовите себя еще раз и начинайте.
Я начал не торопясь, рассказал вкратце о своих прошлых отношениях с Генри и Софи, не щадя себя. Затем перешел к мнимому самоубийству Генри и моей встрече с ним в Венеции. Тут Трэвис, наконец, проявил интерес к моему рассказу.
— Погодите, — сказал он. — Раз вы были уверены, что это он, почему сразу не заявили в полицию? Как я понял из ваших слов, он был членом парламента, фигура заметная, верно?
— Да, он занимал вполне определенное общественное положение.
— А что, ваши политики такие же подлые, как и наши?
— Это мне неизвестно.
— На наших, если бы даже они загорелись, мне и поссать было б неохота.
— Сперва я не был уверен до конца. Только потом, после первого убийства, убедился в своей правоте.
— Вы имеете в виду убийство мальчика в Венеции, да?
— Да.
— Вы сказали «первое» убийство. Что, были еще?
— Да. — Я рассказал про поездку в Москву, про случай с Голицыными и про то, как получил предупреждение и вынужден был отправиться в московский аэропорт.
— И даже после этого вы не обратились в полицию?
— Обратился, но неофициально. Связался со своим знакомым Клемпсоном, тем, что трагически погиб, и рассказал ему все, что только что вы слышали от меня.