— Может быть.
На следующий день меня опять вызвали в полицию и стали показывать разные рожи на фотографиях — надеялись, что я узнаю молодого человека в майке. Но это оказался пустой номер. Детектив, беседовавший со мной, был толстым, как Паваротти, и от него разило чесноком. Он прекрасно говорил по-английски и попытался выудить у меня еще какие-нибудь подробности.
— Непонятно, мистер Уивер, почему жертва, которую, по вашим словам, вы совсем не знали, произвела на вас такое впечатление.
— Я уже объяснял: мне запомнился спутник этой бедняжки — странный старик.
Он кивнул, потом вроде бы раздумал задавать новый вопрос и переспросил:
— Значит, в первый раз вы их видели в аэропорту?
— Да.
— А во второй раз — вечером в лодке?
— Да.
— В аэропорту они только что прилетели, как и вы?
— Не знаю. Кажется, они с кем-то прощались. — Я в первый раз упомянул о Генри, и он сразу же за это ухватился.
— Значит, там был третий человек?
— Да.
— Мужчина или женщина?
— Мужчина. Я видел, как они прощались, а потом он побежал на свой рейс.
— Опишите его, пожалуйста.
— Я не очень хорошо его рассмотрел.
— Ну, как сможете.
— Средних лет, ростом примерно шесть футов, одет респектабельно. К сожалению, не могу вспомнить ничего примечательного из-за дальности расстояния.
— В котором часу это было?
— Часа в три дня. Я как раз прилетел из Лондона и задержался в аэропорту, чтобы встретить коллегу из Нью-Йорка; он прилетел рейсом из Франкфурта примерно через час.
Полицейский кивнул.
— Больше ничего?
— Кажется, нет.
— Должен спросить вас еще раз: вы прежде не знали жертву и не были с ней связаны?
— Нет. Никого из них я раньше не видел. Я уже сказал, что приехал сюда только на конференцию. Скажите, пожалуйста, вы узнали, кто этот старик?
— Пока нет. В это время года население Венеции меняется каждый час. Вы слышали, как он разговаривал с жертвой?
— Нет, но видел его снова, уже с мужчиной, на Торчелло в тот день, когда обнаружилось убийство.
— С тем самым, из аэропорта?
— Нет. Этот, судя по одежде, был местный.
Он уставился на меня, потом что-то записал.
— Какое совпадение, а? Не успели вы приехать, как трижды в течение двадцати четырех часов, в разных местах встретили одного и того же человека.
— Правда, очень странно.
— При том, что в Венеции сейчас столько народу.
— Ничего не поделаешь — так случилось.
— И опять же, именно вы оказались на этом катере, когда обнаружили тело.
— Да, и, признаюсь, был потрясен.
— Вы играете в лотерею, мистер Уивер?
— Нет.
— А зря. Вы уверены, что больше ничего не хотите мне сказать?
— По-моему, нет. Все, что я знал, я написал в заявлении.
— Судя по вашему паспорту, вы писатель.
— Да.
— И какие книги вы пишете?
— Чаще всего триллеры.
— Их здесь переводили, издавали?
— Некоторые издавали.
— Я должен их разыскать.
— Могу ли я прислать вам экземпляр?
— Буду очень признателен. Триллеры, вы говорите? Наверное, в романах убийства раскрывать легче, чем в жизни, а?
— Ну, сами-то вы так не считаете.
— Да нет, считаю, к великому удивлению ваших читателей. Как там у вас говорится — «развешивать колокольчики»? — Он сделал паузу, пристально глядя мне в глаза. — Тогда я, пожалуй, добавлю, что жертва была изнасилована.
— Бедная девочка, — посетовал я. — Как отвратительно!
— Да. Но вот вам ваши колокольчики; в жизни часто бывает как в книгах. — Он выдержал паузу и продолжал, смакуя каждое слово и не сводя глаз с моего лица. — Знаете, ведь вы сами напустили таинственности в эту историю.
— Каким образом?
— Вы все время говорили о жертве — «она». Но это не девочка, это мальчик. Очень симпатичный юноша — что верно, то верно, поэтому-то и понятна ваша ошибка. — Он закрыл свой блокнот. — Так что, мистер Уивер, нам обоим есть о чем поразмыслить.
Перед уходом из полицейского участка я был предупрежден, что, поскольку являюсь единственным свидетелем, меня вызовут для дачи показаний позже, когда будут установлены участники событий.
Я вернулся в «Гритти-Палас» в полном замешательстве. У меня был уже не один случай рассказать о своей возможной встрече с Генри, но делать этого я не хотел. Заяви я о внезапном появлении человека, считавшегося мертвым, возникли бы новые подозрения, тем более что это могло быть связано с убийством. Чем больше я над этим размышлял, тем сильнее старался убедить себя, что стал всего лишь жертвой игры моего подсознания — ассоциации с Софи и с Венецией. Если это был Генри, то как можно объяснить его знакомство с убитым юношей? Во всем этом не было никакого смысла.