После 1920-х гг. была предпринята вторая серия больших программ здравоохранения — и ожидаемая продолжительность жизни в СССР выросла с 44,4 лет до 68,6 лет. Только с 1939 г. по 1955 г. она выросла на 20,1 лет! Как сказано в обзоре 2009 г., это было достигнуто «титаническими усилиями зарождающейся советской системы здравоохранения». Одна за другой были ликвидированы основные эпидемические болезни и массовые желудочно-кишечные заболевания. Вот это и называется «национальный проект» — объектом охраны здоровья был весь народ. Потому и сошли практически на нет массовые болезни.
Рис. 1. Обеспеченность населения СССР больничными койками (на 10 тыс. населения)
Новая форсированная программа строительства и модернизации системы здравоохранения началась после войны.165 С середины 1950-х гг. к 1990 г. число коек на душу удвоилось, а число больниц не изменилось — больницы укрупнялись и специализировались, создавалось ядро сети медицинских учреждений с высокими технологиями.
И в то же время здравоохранение продолжало выполнять критерий быстрой доступности врачебной помощи в стационаре на обширной территории. Максимально быстрая помощь на начальной стадии болезни или травмы — залог эффективности лечения, часто более важный, чем доступ к высоким медицинским технологиям.
Как пример, можно привести опыт советской военной стоматологии. Во время ВОВ было целиком излечено и возвращено в строй 85,1% раненых в челюстно-лицевую область, а в группе с изолированными повреждениями мягких тканей лица — 95,5%. А незадолго до этого подобные ранения приводили к чрезвычайно большим потерям. В ходе войны 1914-1918 гг. летальность в случае ранения бойцов в челюстно-лицевую область составляла 53%, а уже в ходе боевых операций на реке Халхин-Гол эта доля погибших в войсковом районе снизилась до 0,4%. В ходе финской войны летальность раненых в челюстно-лицевую область колебалась в войсковом районе от 0,4 до 1,1%. Это было достигнуто во многом потому, что 63% раненым в челюстно-лицевую область специальная помощь была оказана непосредственно в войсковом районе [25].
Исходя из этого, в СССР до последнего момента в сельской местности действовала сеть участковых больниц со средней мощностью около 30 коек. Число больничных коек в таких больницах составляло всего около 8% всего числа по стране, но каждый знал, что больница и врач для него пространственно доступны в краткое время.
Ликвидация СССР и его социальной системы радикально изменила ситуацию. Что мы наблюдаем сегодня в России? Подход, противоположный принципам советского здравоохранения, хотя правительство этот поворот маскирует второстепенными деталями. Еще не меняя структуру системы здравоохранения, государство стало ослаблять все ее элементы — и пропагандой, и ресурсным голодом.
С первого же года перестройки СМИ была начата большая кампания по дискредитации советского здравоохранения и медицинских работников. Социолог О.А. Кармадонов на основании контент-анализа прессы пишет об изменении в годы перестройки и реформы статуса врачей — одной из самых крупных групп интеллигенции: «Специфична дискурсивно-символическая трансформация врачей. Анализ “АиФ” [“Аргументы и факты”] 1984 года показывает положительное к ним отношение — 88% сообщений такого характера. Доминирующую триаду формируют символы советских медиков: „профилактика”, “высококвалифицированные”, “современные”, “бесплатные”, “лечат”. Объем внимания составлял 16%, частота упоминания — 11%.
В 1987 году показатели обрушиваются до 0,1%. После этого освещение группы в медийном дискурсе приобретает нестабильный характер, не поднимаясь выше 5% по частоте и 6% по объему. Рост этих показателей объясним популяризацией “национального проекта” здравоохранения больше, чем вниманием к его работникам.
Показательна тональность оценок в сообщениях “АиФ” о данной группе. С 1987 года больше пишут о недостатках; врачи становятся “труднодоступными” для пациентов. В 1988 году тенденции усугубляются, появляются первые статьи о врачебных ошибках (доминирующий Д-символ “вредят”), о врачах-мошенниках, нетрудовых доходах (доминирующий К-символ “преступники”). Но еще много “профессионалов”, ’’заботливых” и “самоотверженных” докторов.
В 1989 году появляются статьи о халатности и безответственности врачей… В 1993 году вновь доминируют термины “непрофессиональные”, “вредят”, что является, помимо всего, следствием сокращения финансирования здравоохранения, в том числе на обновление технической базы и на повышение квалификации врачей.
Триада-доминанта 1995 года: “энтузиасты”, “малообеспеченные”, “работают”, — сообщает о снижении материального достатка медиков, продолжающих, тем не менее, активную профессиональную деятельность — феномен группового пафоса, суррогат социального престижа.
На протяжении 2002, 2004, 2006, 2007 годов доминируют символы исключительно негативной окраски: “преступники”, “дилетанты”, “убийцы”. Присутствуют символы “специалисты” (2003 г.), “советчики” (2004 г.), “профессионалы” (2005 г.), “повышение квалификации” и “нехватка врачей” (2008 г.). В 2008 году значительное место в медийном дискурсе занял “кадровый голод”, свидетельство неэффективности структуры трудовых ресурсов здравоохранения, ухода из государственной медицины специалистов. Аффективный символ, доминирующий в 2004 и 2008 годы, — “равнодушные”.
Тем самым, наряду со снижением количественных показателей освещения группы врачей в текстах “АиФ”, происходила и негативизация их символических характеристик; “профессионалов” превращали в “дилетантов” и “мошенников”» [7].
Так постепенно меняли образ врача в массовом сознании — приучали к мысли, что он не выполняет священный долг защиты своего народа от болезней, а торгует услугами, наживаясь на больных. Есть деньги — можешь купить его товар, нет — иди с Богом, болей и умирай.
Строго говоря, население готовили к ликвидации здравоохранения. По самому смыслу слова здравоохранение — это объект заботы государства, а не частного предпринимательства. Подчинять здравоохранение стихии рынка — это все равно, что во время отечественной войны заменить армию частными охранными фирмами.
Дискредитация врачей — это действия в сфере символов. Результатом их (вкупе со снижением социального статуса врачей) стало резкое падение престижа профессии, отток квалифицированных кадров, ухудшение подготовки и мотивации молодых специалистов. Как пишут эксперты, «сейчас каждый третий выпускник медицинского вуза не идет работать по специальности». Министр здравоохранения Т.Е. Голикова перед уходом со своего поста вдруг объявила, что «у нас не хватает 150 тысяч врачей и 800 тысяч медсестер» — это после шести лет пребывания во главе министерства. А ведь дело не только в численности, а в структурных изъянах сообщества. Одно это говорит о глубокой деградации отрасли.
Параллельно с пропагандистской кампанией после 1988 г. были начаты массивные изъятия из основных фондов здравоохранения, а затем и сокращение ассигнований на деятельность лечебных учреждений. В этом докладе мы почти не касаемся финансовой стороны проблемы, а говорим о социально-философской основе структурных изменений в здравоохранении России. Однако надо зафиксировать тот факт, что в ходе реформы, даже в относительно благополучное десятилетие после 2000 г., в здравоохранении наблюдается острая нехватка средств.
С.И. Колесников, академик РАМН, заместитель председателя Комитета ГД РФ по охране здоровья, профессор кафедры государственной политики факультета политологии МГУ, сказал в интервью: «Недофинансирование медицинской сферы сегодня составляет 40-45 процентов от общей стоимости услуг. У нас на здравоохранение тратится примерно 650 долларов на человека в год, а в Европе — от 4 до 6 тысяч евро. Они могут себе позволить немного сократить затраты. У нас же либо придется перекладывать их на население, загоняя его в платные медуслуги, либо повышать страховые платежи не менее чем в два раза» [21].