Дело в том, что медцентры создаются на базе старых клиник. 5-6 медучреждений, находящихся относительно недалеко друг от друга, просто объединяют. С юридической точки зрения. От контроля штатной численности медиков законодатель отказался. Сколько будет врачей в учреждении — решать главврачу. Вот доктора и сокращаются. А в больницах сокращается число мест в стационарах. Иногда закрывают целые отделения.
Строят федеральные перинатальные центры — закрывают сельские роддома. Роженицам предлагают ехать в крупные города — где всего-то за сто километров от дома обязательно окажут медицинскую помощь. Но в суперсовременных учреждениях банально не хватает мест. Так происходит во всех медицинских сферах: федеральные учреждения строят, районные — закрывают. Медицинская помощь все больше отдаляется от пациента» [11].
Возможно, реструктуризация сети медицинских учреждений с резким снижением ее плотности на территории и с ее концентрацией в городах была вынужденной мерой в условиях экономической реформы и вызванного ею кризиса. Но ведь массовая ликвидация «маломощных» больниц и поликлиник представлялась как положительное изменение, как модернизация системы, хотя такое резкое отдаление ресурсов медицины от поселений, где проживают 38 млн человек, надо считать регрессом.
Это стало одной из причин исключительно высокой смертности от внешних причин (травм и отравлений), успех лечения которых определяется скоростью предоставления помощи. На фоне роста травматизма в России ежегодно 9-10 человек из 100 нуждаются в срочной помощи, но возможности для этого при перестройке сети больниц и поликлиник сократились. Обеспеченность врачами в сельской местности (12,2 врача на 10 тыс. населения) в 5 раз ниже, чем в городе (52,9 врача на 10 тыс.). Намного хуже и обеспеченность инструментами и расходными материалами.
Врач-травматолог пишет в Интернете: «Основная масса экстренных больных проходит через районные или городские травмотделения, соответственно, и потери, за которые иногда бывает стыдно! Ко всему привыкаем! А как быть, если вдруг объявляют: “остались только такие антибиотики, физраствора нет, рентгеновская пленка кончается — перерасход за тот месяц”, гепарина нет уже давно, про клексан с фраксипарином можно не заикаться, список бесконечен. Говорить больным, что чего-то нет, “низзя”, а вдруг пожалуются в Департамент?! Зарплаты мизерные, обеспечение тоже, штатное оборудование старое… Сверла точим, винты и пластины со штифтами ставим “пока на ком-нибудь не сломаются”… Миллионы и миллиарды нефтедолларов надо тратить на оказание экстренной помощи на местах. Немногие могут оплатить лечение в Центрах, не надо лукавить, чаще всего это огромные деньги. Основные средства должны тратиться на местах, на оказание экстренной помощи! По-серьезному: с нормативами, с положенным штатом, окладами, по современным стандартам. Тогда будет прок. Не будут умирать молодые ребята после травм десятками и сотнями тысяч!» [9].
Сокращается и сеть диспансеров — важной структуры профилактической медицины. Так, одним из важнейших классов заболеваний в России являются болезни костно-мышечной системы, от них страдают 18,3 млн человек (2010 г.), ежегодно диагноз этих заболеваний ставится еще почти 5 миллионам человек. Экономические потери огромны — и от утраты трудоспособности, и от больших затрат на лечение (23% от расходов на лечение всех болезней). Но из всех зарегистрированных больных под диспансерным наблюдением находились 7,1% (2005 г.), специализированная амбулаторная помощь была малодоступна.
Особо глубокая деградация системы профилактического здравоохранения произошла в сельской местности. Социологи-аграрии пишут: «Вследствие неудовлетворительной охраны труда среди аграрных работников высок уровень профзаболеваний. В структуре их более половины — заболевания опорнодвигательного аппарата, 28% — бруцеллез и 7% — болезни органов дыхания. Наиболее высок уровень профзаболеваний у животноводов: среди доярок уровень их достигает 99%, операторов свиноводства — 80, зоотехников — 47%. Две трети профзаболеваний выявляются лишь при обращении в медучреждения, т. е. когда болезнь уже перешла в хроническую форму. Обязательные ежегодные медицинские осмотры сельхозработников, особенно женщин-животноводов и трактористов-машинистов, практически не проводятся…
По этим причинам многие работники утрачивают трудоспособность. Большинству их инвалидность устанавливается в 30-49 лет, т. е. в период наибольшей работоспособности. Ситуация с трудоспособностью людей усугубляется по мере упразднения служб охраны труда в сельском хозяйстве и снижения затрат на его охрану.» [8].
Мы не говорим здесь о резком расслоении по доступу к медицинской помощи между регионами — в середине нулевых годов они различались по душевому расходу на здравоохранение в 12 раз, за последние годы разрыв немного сократился, но остается большим. Так, расходы на здравоохранение консолидированных бюджетов на душу населения в 2010 г. составляли в Республике Дагестан 2,3 тыс. руб., а в Ханты-Мансийском автономном округе — 22 тыс. руб. Жители Дагестана поэтому вынуждены относительно больше тратить средств на платные медицинские услуги, в среднем на душу населения, чем в Ханты-Мансийском автономном округе.
Как это можно — допускать такую разницу в бюджетных расходах, если Конституция РФ гарантирует равный доступ к медицинской помощи для всех граждан на всей территории России!
К чему же поведет сокращение сети лечебных учреждений и коечного фонда системы здравоохранения? Каким видится образ этой системы, когда завершится этот этап реформы?
В сентябре 2010 г. в Саратове состоялся 9-й съезд травматологов-ортопедов России. После него участники и врачи из всех регионов обсуждали общие проблемы своей области и всего здравоохранения. Вот что написал один из участников: «Нет ничего удивительного в нынешнем состоянии дел в травматологии, ортопедии и медицине в целом. Реализуется реформа здравоохранения, направленная на полную его коммерциализацию. Одномоментно это сделать невозможно, поэтому процесс разделен на несколько этапов. Этап первый — разделение медицинских учреждений на муниципальные, региональные и федеральные /выполнен/.
Этап второй — резкое сокращение коечного фонда и объемов /госзаказа/ муниципальных учреждений. В идеале — сокращение до участковых служб и врачей общей практики, но не думаю, что это удастся реализовать. Оставление за муниципальными учреждениями возможности оказания лишь неотложной помощи. Одновременно частично решается вопрос кадрового дефицита по схеме — нет коек и объемов — нет ставок — не нужны кадры. Данный этап реализуется в настоящее время.
Этап третий — создание искусственных очередей на плановое лечение и обследование в региональных лечебных учреждениях (ведь их коечный фонд никто увеличивать не собирается) и принуждение пациентов к обращению за платной помощью, где очередей нет или они не так значительны.
Впоследствии, думаю, на базе ОФОМС [областной фонд ОМС] или без него создадутся частные страховые компании, которые и будут заниматься оплатой плановой медицинской помощи за счет средств пациентов. Бесплатная медицина канет в Лету вслед за прочими, так называемыми, “завоеваниями Октября”.
Несмотря на создаваемые условия, мы, безусловно, выживем, но, как написано в книжке про Винни-Пуха, это будет совсем другая история…».
Ему отвечают: «Вы один в один пересказали то, что мне рассказывали местные функционеры от здравоохранения разного уровня. Четвертый и пятый этапы будут, когда монстрам (Газпром, Роснефть, Альфа-группа и пр.) отдадут на откуп стационарное лечение по-дорогому: кардиология, ортопедия, онкология, нейрохирургия, оставив муниципальные больницы для бедных с минимальным набором возможностей лечения и минимальными затратами. Мы выживем и даже заработаем, только как-то совестно лишать специализированной помощи около 70% населения России» [9].
Приведем фрагменты из анализа общей доктрины реформы, данного в статье в «Медицинской газете» С. Соколовым, заведующим хирургическим отделением Красавинской районной больницы № 1 (г. Красавино, Вологодской области).