— Самое лучшее для вас будет лежать и не шевелиться, — сказал Варкур голосом, полным отчужденного покоя, отчего ее сердце панически забарабанило. Она лежала совершенно неподвижно, втягивая воздух через стеганое одеяло.
— Возьмите вашу овечью кожу, — сказал мужчина, и радостное всхлипывание замерло на ее губах. Если она ошиблась в расчетах, если вызвала в нем не ту реакцию, если она останется с ребенком… У нее мелькнуло воспоминание о грязной Темзе, вздутой и мутной при высоком приливе, когда, простояв некоторое время на парапете моста, она приняла решение жить.
Решение, которое она твердо намерена осуществлять и дальше.
— У вас здесь целая коллекция, Эсмеральда, — небрежным голосом сказал Варкур. — Эсмеральда. Какое глупое имя для обычной английской девушки вроде вас. Наверное, я буду звать вас… Мерри. Эсми так же не годится, как и Эсмеральда, Эсси похоже на коровью кличку, Альда — просто смешно, но вот в Мерри есть приятный звук, вы не находите? Мерри ведь и значит «веселый». — Он стал дальше рыться в коробке, послышался шорох. — У вас тут, кажется, можно найти все, что угодно. Вы хотя бы знаете, для чего служит половина этих вещей, или держите их для показа, чтобы произвести впечатление своей искушенностью на зеленых юнцов?
У Эм перехватило дыхание. Он не может знать. Он может предполагать, но знать он не может.
— Есть легкий способ проверить. Что вы хотели бы попробовать? — возразила она. Интересно, что он знает — и что сильнее в ней, страх или любопытство?
— Я не нуждаюсь в такой ерунде, чтобы разоблачить ваши претензии. Фальшивая спиритка, фальшивая полуразвратница — вы играете неплохо, но все же не достаточно хорошо. Мне нужно только продемонстрировать вам вот это.
Эм попробовала обернуться, но его рука легла ей на лопатки. Это было скорее предостережение, но все же она остановилась.
— Вы узнаете это довольно скоро, Мерри.
Она почувствовала, что он задирает ее юбки, и сжала кулаки, чтобы лежать неподвижно, чтобы не повернуться, хотя ее обдало жаром от предвкушения того, что должно произойти. На этот раз она перегнула палку. Лорд Варкур — не мальчик и не будет благоговеть перед ее нарочитой искушенностью. Она поняла, что он в точности такого рода человек, с какими она предпочитает ограничиваться флиртом. Именно такой человек, как он, может увидеть, какова она на самом деле.
Но она сказала:
— Так покажите мне этот мир, лорд Варкур, если вы считаете, что можете это сделать.
Ее юбки лежали у нее на спине грудой батиста и шелка. Она рискнула и повернула голову, но не увидела ничего, кроме этой груды ткани. Она почувствовала его руки у себя на талии. Перчатки он уже снял — она ощутила это сквозь тонкую ткань панталон и замерла от ожидания. Но он разорвал батист, и это застало ее врасплох. Она ощутила прохладный воздух своей комнаты. И автоматически заерзала.
— Не двигайтесь, — сказал Варкур. Голос его огрубел от похоти, и по коже у нее побежали горячие мурашки.
Он подтащил ее к краю кровати вместе с одеялом, на котором она лежала.
— Теперь перевернитесь, — услышала она его властный голос.
А лорд Варкур уже отбросил фрак и жилет и теперь стоял перед ней в одной рубашке, демонстрируя ширину своих плеч и крепость грудной клетки. Под белоснежным полотном рубашки она видела очертания мускулов и подумала почти отчаянно, почему он не может быть не до конца сформировавшимся юнцом, из тех, кто пребывает на пике взрослости. Они приручаемы, контролируемы, а ему не свойственно ни то ни другое. Она боялась, что с этим человеком не сможет держать себя в руках. Его рубашка выбилась из брюк и свободно висела, но не могла скрыть заманчивую выпуклость.
«Сделай это, — сказала она себе. — Не нужно думать. Не нужно чувствовать». Но она уже чувствовала слишком многое.
Он взял с ее ночного столика кувшинчик с ароматическим маслом, открыл его, не глядя на нее, а потом вылил немного масла на ее сокровенное место.
Эм вздрогнула, когда холодная жидкость коснулась ее разгоряченной кожи, но он не дал ей времени прийти в себя. Он сказал, внимательно глядя на нее:
— Интересное свойство этих резинок состоит в том, что они делают некоторые возможности гораздо более привлекательными.
А потом — она еще не успела понять смысла сказанного — он бросил бутылочку на кровать и, разведя ей ноги, устремил свое естество к ее ножнам. Эм напряглась, от него исходил невыносимый жар…
Она вскрикнула, начала извиваться, наполовину охваченная ужасом, наполовину — а это было хуже всего — похотью. Эм поняла, что он делает, — она читала об этом в порнографических книжках, которые покупала, чтобы научиться играть свою роль, но она не верила этому, не думала, что такие вещи вообще возможны, считала их невыносимыми. Они и были невыносимыми, но не так, как она думала. Ее наслаждение было сильнее, чем стыд. Оно отдавалось в ее ладонях и ступнях, хотя она и пыталась увести свои мысли куда-то в такое место, где он не мог прикоснуться к ней.
Глядя ей в глаза, Варкур стянул с нее вуаль.
Глава 4
— Вы никогда не делали этого раньше, — хриплым голосом сказал Варкур, хлестнув ее своей улыбкой, как бичом. Лицо его лоснилось от пота, тело было тяжелое.
— Откуда вам знать, что я делала, — возразила она, задыхаясь. Ей самой хотелось верить в свои слова. — Ну давайте же. Вы же знаете, вы этого хотите. Кончайте. — Кончайте, потому что она чувствовала себя на краю разоблачения, еще немного, и она может сдаться…
— Я знаю о вас две вещи, — сказал он, погружаясь еще глубже, — вы не пресыщенная искушенная женщина, каковой себя выставляете. И вы хотите всего этого ничуть не меньше, чем я.
Эм прикусила губу.
— Скажите, что вы этого хотите. — Он снова нанес удар, и она с трудом удержалась, чтобы не закричать. — Я не остановлюсь, пока вы мне этого не скажете!
Эм стиснула зубы и прижала вуаль к груди. Он вытягивал наслаждение из ее тела, точно меч, разбивая ее на куски — острые, сверкающие, которые ослепляли ее рассудок таким сильным чувством, что ей было почти больно. Она попробовала лежать не двигаясь, но не удержалась и стала отвечать на его атаки.
— Я этого хочу, — сказала Эм скрежещущим голосом, когда больше не могла терпеть. — Я этого хочу.
Он сжал ее бедра пальцами.
Ее мысли мчались галопом, а тело кричало и пылало. Она забыла себя, забыла о собственном существовании, оставалась только сиюминутная слепящая белизна, иногда пронзаемая черными полосами боли.
Потом тьма поглотила свет, превратив все в ничто, и когда она пришла в себя, то увидела, что чехол лежит на кровати рядом с ней.
— Нет, — хрипло прошептала она, но когда Варкур отодвинулся, она увидела, что он надел ее запасной чехол, и чуть не расплакалась от облегчения.
Поняв, что свободна хотя бы на одно мгновение, Эм натянула на себя вуаль, оправила юбки и встала. В голове у нее все еще был хаос оттого, что он с ней сделал, тело дрожало и горело от насилия, но Эм яростно заглушила все эти ощущения. Она смогла отложить их в сторону на полку у себя в голове, где помещаюсь все то, на что ей не хотелось смотреть. Она уже отодвинула эти грубые воспоминания, закрыла уши для той части своего рассудка, которая возмущалась и была потрясена, и сузила свой мир до холодной логики и единственной цели — спастись.
Теперь он знает ее лицо. Она поправила вуаль. Впрочем, это уже не могло помочь, разве что сделает его воспоминания о ее лице менее четкими. Он не понимал, пока еще, какое ужасное значение это имеет, какую дает ему власть над ней. Оставалось только надеяться, отчаянно надеяться, что к тому времени, когда ее планы осуществятся, она тоже получит власть над ним. Ей повезло, что он не узнал ее сразу же, когда сорвал вуаль, или, быть может, это было не столько везенье, сколько незначительность места, которое она занимала в своей прежней жизни. Но даже если он и запомнил ее, сейчас она была склонна отвечать на вопросы об ожерелье не больше, чем в библиотеке. Ответы, с которыми она могла бы покончить, сунув шею в петлю и проплясав пеньковое фанданго. Теперь ей нужно сосредоточиться на том, чтобы освободиться хотя бы от его непосредственной физической власти над собой.