Она смотрела на меня. Я чувствовала ее взгляд, оценив ее спокойствие. Ту пронзительную тишину, которая так много сказала о ее любопытстве.
О ее беспокойстве.
Смахнув волосы со своей щеки, я повернулась ровно настолько, чтобы встретить ее взгляд. - Ты на самом деле хочешь узнать об этом? Это... тяжело.
- Конечно, я хочу узнать, - сказала она твердо. Искорка вспыхнула у нее в глазах, сопровождавшаяся нежным смешком. - Однако, только, если ты хочешь рассказать мне про это. Черт, это даст нам возможность о чем-то поговорить, пока мы сидим здесь, так?
Она снова пыталась сгладить напряжение. Я попыталась скопировать ее манеры, но смешок мне не удался. - Ладно. Но помни, ты меня попросила об этом. - Когда я обхватила колени, то мое внимание переключилось на татуировку, выгравированную на правом предплечье. Она была там, чтобы напоминать мне о том, кем я была теперь.
Тем не менее, Бренда хотела узнать, кем я была раньше.
Сделав вдох, такой большой, что у меня закружилась голова, я ухватилась за этот последний момент неизвестности. Тот крохотный момент, когда Бренда еще не могла знать, что я пережила. Затем, когда я просто раскрыла свои губы, и тайна слетела с моего языка. - Я не должна была родиться.
Металл капота лязгнул, когда мой менеджер села. Она была вся внимания, но, когда я больше ничего не сказала, она, наконец, озвучила свои мысли. - О, Лола, это ... - Я могла чувствовать, что она изо всех сил старалась что-то сказать мне, чтобы обосновать сказанное мною. - Я уверена, что это неправильно.
Когда я склонила голову, мои волосы поползли по плечам, как ножки сотни насекомых. - Ты не можешь знать этого. Дай мне закончить. Я не имею ввиду, что я просто была незапланированным ребенком или нечто такое же простое. - Сарказм в моем голосе удивил меня, и явно расстроил Бренду. - Моя мама изменяла отцу. Это не было большим секретом. Он сделал вазэктомию после рождения Шона, вот откуда он знал об этом, откуда... об этом знали все.
Все.
Это слово так резко звучало у меня в голове.
Бренда испытывала неловкость. Было какое-то странное удовольствием в том, чтобы видеть ее такой. Это было явным подтверждением того, что это было чем-то, что мне все-таки стоило скрывать. - Это было невозможно утаить. Маленькие городки, понимаешь? - Ее небольшой кивок, и я продолжила. - Мои родители избавились бы от меня, если бы они не были столь ярыми противниками этого. Вместо того, они позволили мне появиться на свет, позволили мне стать их бременем позора, - выплюнула я. - Я была живой ошибкой их сломанного брака. Живым напоминанием слабости моей матери.
- Это не было твоей ошибкой!
Мои слова были пронизаны цинизмом. - Это никогда ни для кого не имело значения,- Бренда подалась вперед, чтобы погладить мою руку, опиравшуюся на автомобиль. Я отпрянула так, как если бы меня коснулось пламя. - Как я и сказала, все знали об этом. Это было заметно, даже, когда я была маленькой, и стало только хуже, когда я становилась старше. Особенно, когда я пошла в старшую школу.
- Почему в старшей школе...
- Человек, с которым у моей матери был роман, был гребанным директором. - Поморщившись, я откинула волосы назад и стянула их в причиняющий боль узел. Я представляла, как дергается у корней каждый волосок, норовя вырваться наружу. Это было пыткой, она возвращала меня на землю так, что я могла говорить. - Его дочь, она была того же возраста, что и я. Она ненавидела меня особенно сильно, я думаю. Я не понимаю почему... не совсем,- сказала я себе под нос. - Может, она просто направляла на меня гнев и ярость своей матери. В любом случае, я страдала из-за этого.
- Это ужасно! - Выдохнула Бренда. Я не заметила, что она приблизилась, и ее рука с маникюром неожиданно опустилась на мое плечо. Ожесточившись, я старалась не отталкивать ее. - Ты не сделала ничего плохого, без сомнений кто-то должен был осознавать, что ребенка наказывали совершенно беспричинно? Никто не сделал этого?
- Городишко осуждал мою мать за скандал, но все они вымещали все это на мне- учителя, бизнесмены, мои собственные родители- все, кроме Шона. - Я мысленно представляла усмешку своего брата. - Он был тем, кто вмешивался, когда надо мной издевались. - Я не любила эти воспоминания о том, как меня толкали, вырывали волосы и крали одежду. - Шон всегда приходил мне на помощь.
Нет. Не всегда.
Момент, когда все разлетелось на части. Когда те девчонки взяли мою гитару и сломали ее. Сжатые Брендой, мои пальцы сочувственно дрогнули. Моя первая гитара так много значила для меня. Она досталась мне после Шона, но на была моей.
А потом они сломали ее.
А потом их сломала я.
Кровь, выбитые суставы, кровь в моих венах бежала, напоминая тот день, когда я наконец сорвалась и дала отпор. Тот день, когда я встала на свою защиту и рискнула потерять все.
И Шона там не оказалось, чтобы помочь. И потом его тоже не было. Где он был в тот день? Почему его не было рядом со мной, когда я ... когда я ...
Ее рука снова сжала меня. - Твое лицо снова поменяло выражение от абсолютного счастья до полнейшего поражения.
На этот раз я ненавидела ее проницательность. Я сомневалась, рассказывать ей о том, как я практически попала под содержание под стражей для несовершеннолетних, что свершилось какое-то чудо, которое для меня до сих пор непонятно, что удалось убедить родителей не втягивать меня во все это. Они, как никто другой, лелеяли идею о том, чтобы упрятаться меня подальше.
Нет, ей не нужно знать эту часть моего прошлого. - Этот разговор начался потому что ты хотела знать, почему я привыкла к тому, что люди меня ненавидят. - Мое тело отпрянуло от нее, я ненавидела то, как грусть расцвела у нее в глазах. Я не хотела, чтобы кто-нибудь еще испытывал грусть по этому поводу. Вот как обстоит дело. Я не привыкла к этому, не совсем. Я никогда каким-то магическим образом не приспосабливалась к ненависти. Я просто затаилась внутри себя, создала раковину, нашла что-то, чтобы ... чтобы отвлечь себя от всего.
Нашла путь, чтобы чем-то заменить боль.
Вздрогнув, я провела пальцем по внутренней части своей правой руки. Я могла почувствовать небольшие зазубрины старых шрамов, они формировали границы стен замка на моей татуировке.
Рыжая подняла на меня свой взгляд, а потом плавно, словно сироп патоки стекающий по стенке, опустила взгляд на мою татуировку. Она не озвучила это, ее подозрение, обвиняющая вспышка жалости на ее лице, говорила о том, что она знала.
Бренда знала, о чем я говорила.
Хорошо, эгоистично подумала я. Теперь, я не должна говорить об этом вслух. Да, Бренда. Я была из тех девочек, которые занимались членовредительством. Моя ладонь сдавливала мое же запястье до тех пор, пока кожа не побелела. Но нет.
Больше такого не будет.
- Что изменилось? - Неожиданно спросила Бренда, затихая, как будто я была оленем, который мог сбежать.
Моргающая, потерявшаяся в своих мелькавших мысля, я сосредоточилась на морщинках, собравшихся над ее бровями. Она так за меня беспокоилась. И я, загонявшая себя в этот шар одиночества и вины. Осознание этого заставило меня усмехнуться.
Рот Бренды исказился от шока, подталкивая меня еще дальше, пока я не начала утирать слезы с глаз. - Что это, Лола?
- Извини, извини. - Стресс отступил, когда я осознала не ее вопрос, а свой ответ. - Ты спросила меня, что изменилось. - Протянув руку, я накрыла ее пальцы своими. Радостное удивление в ее глазах вызвало у меня волнение. - Ответ может заставить тебя посмеяться.
Ее язык пробежался по нижней губе. - Расскажи мне.