Если кто и может заключить соглашение просто усилием воли, так это я. И выиграть это дело было чертовски важно, и, когда передо мной замаячила победа, я уже не мог позволить чему-либо встать на моем пути. Хотя это был не самый крупный в денежном отношении контракт из всех, которые мне приходилось заключать, у меня не было контракта, который бы значил для меня так много. Предварительные соглашения, включая жесткое соглашение о конфиденциальности, были подписаны, и я весьма доволен собой.
Мне не терпится найти Холли, и я направляюсь в спальню, но там темно. Я подхожу к кровати, рассчитывая увидеть ее, свернувшуюся клубочком посередине, но обнаруживаю лишь несмятые простыни.
Я включаю настольную лампу, сам не зная зачем. Я и так вижу, даже в темноте, что комната пуста.
– Холли?
Молчание. Я перехожу из комнаты в комнату, везде включая свет.
Но Холли нигде нет.
Одежда здесь. Гитара здесь. Но ее здесь нет.
В прошлый раз, когда я вернулся домой и ее здесь не было, я смертельно испугался, решив, что она оставила меня. Но это было прежде. Последние пару дней… Ну, мы немного разобрались со всяким дерьмом, и то, что началось как сумасшедший каприз, стало казаться чем-то, что может сработать.
Я к тому же только что поставил крупную сумму на то, что это сработает, хотя это не важно.
Наконец я захожу в кухню и включаю свет. Разлинованный лист, вырванный из блокнота, лежит посреди столешницы.
Два слова.
Просто два, мать их, слова.
Прощай, Крейтон.
– Ты, должно быть, шутишь со мной, – рычу я. – Это еще что такое?
В прошлый раз я подумал, что она бросила меня, и оказался неправ. Но на этот раз я не знаю, как могу быть неправ, когда все ясно написано на этой проклятой бумаге. Кредитная карта, которую я дал ей, лежит рядом с запиской. И это само по себе говорит о многом.
– Черт. Ни за что. – Не знаю, почему я разговариваю с пустой комнатой, но я не могу остановиться. – Она не может бросить меня. Я еще не закончил с ней.
Я хватаю свой телефон и нахожу ее номер. Я нажимаю кнопку «набрать». И сразу же включается автоответчик.
Я снова и снова набираю ее номер, раздражаясь все больше, когда звучит ее голос:
– Это Холли. Вы знаете, что делать.
Не знаю, сколько раз я звонил ей, пока наконец не оставил на ее телефоне сообщение.
– Холли, это твой чертов муж. Где ты, черт побери? А если ты думаешь, что покончила со мной, ты чертовски ошибаешься, дорогуша. Лучше готовься, потому что я, черт возьми, иду за тобой.
У меня в голове мелькает мысль, что я могу получить приз за количество вариаций слова «черт», которые употребил. Я вешаю трубку и звоню Кэннону.
– Чувак, контракт подписан. Ты лучше не тяни теперь, – говорит он, даже не сказав «алло».
– Она ушла, – говорю я без преамбулы.
– Что?
– Она ушла, черт возьми. Оставила записку, в которой говорит «прощай». Она ушла, черт побери!
– Вот дерьмо. Может быть, забудем о нашем пари?
– Я звоню не поэтому. Это всего лишь деньги. А я хочу вернуть свою, мать ее, жену. Так что найди ее.
Кэннон откашливается.
– Э-ээ… она звонила. Сегодня днем, но я знал, что ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили.
Не веря своим ушам, я замираю.
– Повтори, пожалуйста.
– Она звонила. Я сказал ей, что ты занят.
– И что она сказала? – с трудом выговариваю я.
– Ничего. Она просто… повесила трубку. – Я слышу, как Кэннон начинает яростно стучать по клавиатуре. – Я напущу на нее нашего парня. Я отслежу ее кредитные карты.
Мой мозг, утомившийся после долгих часов борьбы за столом переговоров, снова оживает.
– Тебе придется отследить ее личные карты, потому что она оставила ту, которую я дал ей.
– Твою мать. Это плохо. Или хорошо? Твою мать, я и сам не знаю. По крайней мере, она не истратила кучу денег, предоставив тебе оплачивать ее счета.
– Учитывая, что она оставила все вещи – одежду, обувь, чертову гитару – я не удивлен.
То, что она оставила гитару, задело меня больше всего. Это гигантская оплеуха мне, если я что-то понимаю.
И именно гитара становится тем импульсом, который пробуждает мою память. Черрррт!
Я подвел ее. Ее гастроли. Она должна быть там. Я даже не вспомнил об этом. Она понятия не имеет, что я сделал для нее… и она бросила меня.
– Я позвоню тебе, когда что-то узнаю, – говорит Кэннон.
– В этом нет необходимости. Она вернулась в Нэшвилл. Подготовь самолет. Я хочу вылететь через час. Позаботься о том, чтобы на взлетной полосе меня ждала машина. И пришли мне на телефон ее чертов адрес.
Последние слова кажутся мне унизительными. Учитывая, что я должен был бы знать адрес своей жены. Но меня не настолько это интересовало, чтобы я спросил ее об этом. Потому что я был более чем удовлетворен тем, что она была в моей постели, в моем чертовом пентхаусе, и меня не интересовало, какую жизнь она вела до меня. И это, очевидно, было огромной чертовой ошибкой.