И правда, кондуктор, окинув мальчишек равнодушным взглядом, молча взяла у меня деньги и выдала билет.
Мы вышли на конечной. Потом шли мимо новостройки, где часть домов была заселена, а часть ещё нет. Потом был пустырь, видимо площадка под новые дома и, наконец, мы подошли к пятиэтажке послевоенной постройки. У пятиэтажки два подъезда обвалились, и я вспомнила, как в городских новостях песочили эту тему.
— Вот наше пристанище! — с гордостью, как мне показалось, молвил Утюг.
Я испугалась — А если и остальные завалятся?
— Да мы же не в доме, мы в подвале — ответил Пиявка — ну и завалятся, там знаешь какое мощное перекрытие, в подвале? Подвал то делали на случай бомбёжек, а войны то нет.
— А откуда так несёт? — я осмотрелась и повела носом, пытаясь определить местонахождение мусорки.
— Да это за домом — махнул рукой Утюг — мусорная свалка. От новостроек мусор вывозят раз в неделю, вот граждане и таскают сюда свой мусор, когда его уже дома держать невозможно.
— Это ты про неё говорил… там?
— Угу — гукнул Утюг и пристально на меня посмотрел.
У меня всё обмерло внутри: мне показалось, что он уже обо всём догадался.
— Ну, пойдём, чё стоять-то?
Пиявка пошёл к углу дома, а за ним и мы с Утюгом.
Вход в подвал был с той стороны, где мусорка.
Тухлятиной от неё не просто несло!
Разило!
Меня так и тянуло, сразу же подойти к этой смердящей, высотой метра полтора, куче и осмотреть, и обнюхать её. Но мне не хотелось выдавать себя раньше времени, и я удовлетворилась лишь мимолётным созерцанием её и, прежде чем мы спустились в подвал, насладиться жужжанием роящихся зелёно-синих жирных мух.
Дверь в подвал была действительно, как в самом настоящем бомбоубежище: массивная, толщиной в две ладони и запиралась механизмом задраивания защитно-герметическим.
Открывалась и закрывалась она с двух сторон, но, когда в подвале кто-то был, то открыть снаружи её уже было нельзя.
Пиявка поднял с земли обрезок трубы и трижды, с выдержкой пауз между ударами — условный сигнал — стукнул по стальной обшивке. Удары, почти беззвучно, уходили куда-то за дверь и глохли.
Мне показалось, что мы очень долго стояли и ждали, даже мелькнула мысль — «Там никого нет», — но за дверью что-то со скрипом провернулось и она медленно-медленно сдвинулась, пропуская солнечный свет в тёмную щель.
— Тарзан, вы там спите, что ли? — Утюг потянул дверь, раскрывая шире — проходи, Настя.
Но Тарзан (одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему Тарзан? подросток был волосатый, как взрослый мужик), стоял в проёме не пропуская меня.
— Кто… такая? — словно выплюнул он, явно, кому-то подражая.
— Квазимода не оставлял тебя за старшего, пусти — толкнул его Утюг — это, Настя! Ты должен её помнить, она три года назад была у нас в детдоме с каким-то концертом.
Тарзан, внимательно ко мне присмотрелся, но, поверив Утюгу, а не своей памяти, впустил нас, посторонившись, и закрыл дверь.
Сразу стало темно и я остановилась, но Утюг взял меня за руку и потянул — Не бойся, здесь нет ступенек, проход широкий и идти немного. Он шёл уверенно, и я успокоилась.
Шагов через двадцать, Тарзан ткнул рукой в стену и открылась ещё одна дверь. Помещение было просторное, с вентилятором, который медленно и поскрипывая вращался. Над дверью была лампа в колбе, дававшая свет, не больше чем свеча, но глаза постепенно привыкали к темноте, и я осмотрелась.
У стены, противоположной от двери, было несколько тюфяков, от которых несло потом и жиром давно не мытых тел. На тюфяках лежали ещё двое, которые, при виде меня, резво сели. В правом углу была куча тряпья и два стула. Больше ничего не было.
— Знакомься, Настя — Утюг подошёл к сидящим на тюфяках, Пиявка, опустив пакеты, тоже подошёл к тюфякам и сел — это — он ткнул в сидящего слева — Урка, а этот, Очкарик. Не, у него нормальное зрение, просто он всех обзывает очкариками, вот и прилипло к нему погоняло.
— А это, Настя — она выступала у нас три года назад, но вы были ещё малявками, можете и не вспомнить.
— А я помню — как-то подозрительно вызывающе сказал Урка — я помню, как она нас лапала и прижимала к своим сиськам. Небось выросли за три года, сиськи то?! Пощупать можно?!
У меня забегали мурашки по лобку моей киски и гулко застучала кровь в висках. Но нельзя же, прямо вот так, сходу, растележиться перед ними на тюфяках — «Лапайте меня, мальчики!».
И я, демонстративно молча и очень медленно (как бы нехотя, а то вдруг подумают, что на самом деле собралась уйти) развернулась и взялась за ручку двери.